У нас, группы религиозных евреев, кроме всеобщих забот, были еще свои специфические: приближается Песах — великий праздник освобождения от египетского рабства, а нет ни мацы, ни виноградного вина, нет ничего... Как же мы отметим свой большой национальный праздник?

На квартире у питомца знаменитого Воложинского ешибота Менделя Розенбойма, где функционировала наша подпольная синагога, мы устроили совещание группы активистов. Оно состоялось в разгар зимы, за два месяца до праздника. Было решено немедленно начать скупать на черном рынке пшеничную муку для мацы и хранить ее в надежном месте. Было так же решено, что мацой мы должны обеспечить не только себя, но и десятки неимущих семей из числа эвакуированных.

Но где взять для этого деньги? В Кемерово на черном рынке можно достать все что угодно, но цены были бешеные. Однако, как ни странно, эта проблема была решена довольно успешно. Все наши активисты рассказали своим знакомым, для какой цели идет сбор средств, и со всех сторон посыпались пожертвования. Среди жертвователей было немало коммунистов, местных руководящих работников, представителей интеллигенции, ученых, профессоров, музыкантов, которые десятки лет не переступали порога синагоги.

Приобретенную муку мы сдавали на хранение благочестивому старику Шору, у которого была отдельная квартира. Мы покупали небольшие количества, чтобы не привлекать внимание милиции. Но в один прекрасный день ко мне явился этот старик и заявил, что он опасается держать у себя так много пшеничной муки — около ста килограммов! Если ее обнаружат, его могут обвинить в спекуляции. А о том, чтобы сказать властям правду, что мука предназначена для выпечки мацы, не могло быть и речи — это еще хуже спекуляции... Дело нешуточное, законы военного времени очень суровы.

Пришлось рассредоточить муку по нескольким адресам. Я, к сожалению, не мог быть среди ее хранителей, так как жил в рабочем общежитии.

Выпечка мацы производилась незадолго до праздника на квартире у Менделя Розенбойма. Но прежде, чем приступить к делу, нам пришлось приобрести изрядное количество дров, специальные доски и скалки для раскатки теста, зубчатые колесики, чтобы делать на раскатанном тесте дырочки, чан для воды и еще кое–какое оборудование. С этим заданием отлично справилась жена Менделя Ципора–Фейга. Большинство предметов было приобретено не за деньги, а в обмен на водку.

Для изготовления и выпечки мацы были приглашены жены активистов нашей подпольной синагоги. Все, разумеется, работали на добровольных началах, и ни одна из них не уклонилась от возложенной на нее нелегкой, но почетной обязанности. А ведь они многим рисковали — среди их родственников были видные партийцы, люди, занимавшие большие посты.

Участие этих женщин — впервые в жизни — в подготовке «еврейской Пасхи», да еще в военное время, было для них сильным и незабываемым переживанием. К большой радости примешивался и страх — каждый стук в дверь вызывал чувство тревоги... Но все, слава Богу. обошлось.

Я весь день присутствовал при выпечке мацы и заявил участникам «подряда», что как польский подданный, беру на себя всю ответственность.

Когда вся наша мука была использована по назначению, мы в течение нескольких дней выполняли частные заказы — выпекали мацу из муки всех желающих, а таких было немало.

Таким образом, мацу получили не только все прихожане нашей подпольной синагоги и десятки неимущих и нуждающихся (правда, в очень ограниченном количестве), но и десятки евреев «со стороны». Нам удалось также изготовить из изюма, приобретенного на черном рынке, несколько литров виноградного вина, которое тоже было роздано прихожанам.

Никогда не забуду тот волнующий момент, когда я принес два килограмма мацы одной очень набожной старушке, эвакуировавшейся из Гомеля.
— Вот тебе, бабушка, подарок на праздник, — сказал я, подавая ей пакет.

От радости она расплакалась, как ребенок.
— Я решила голодать, но не есть в Песах «хамец» (квашеное), — сказала старушка, которая с трудом стояла на ногах. — Эта маца послана мне Богом.

На меня, в ту пору молодого парня, она смотрела, как на Божьего посланника.

В эту минуту я почувствовал с особой силой, что весь труд, вложенный в выпечку мацы, и большой, связанный с этим риск, вполне оправданы.

Когда по городу разнесся слух, что в Кемерово есть маца, к нам стали приходить десятки незнакомых евреев и выпрашивать:
— Дайте хотя бы одну мацу, чтобы мы могли угостить ею наших детей, которые никогда в жизни не вкушали опресноков.

Такой внезапно пробудившийся интерес к нашему великому национальному празднику меня очень радовал и в то же время наводил на грустные размышления. Раздавая этим людям, насильственно оторванным от своих истоков, мацу, я думал: что же она символизирует здесь, в Кемерово, в 1943 году? Память об освобождении из египетского рабства три с половиной тысячи лет назад, или память о разрушении духовных ценностей иудаизма в Советской России?

Перевел А.Белов.

 Версия для печати