No. 4 (034)

April, 2001

Текущий номер Архив журнала О журнале ПодпискаПишите нам

В НОМЕРЕ:
Буш и Шарон друг друга поняли
А.Левин
Миссия солидарности с Израилем глазами её участника
Неужели Песах только лишь повод?
А.Леви
Авигдор глазами друзей
Б.Калюжный
«Стена, да гнилая...»
А.Эскин
Осторожно: марксизм
Ф.Шифман
Памяти Шалхевет
«Завтра в моем школьном автобусе будет бомба»
С.Калей
Дети Арафата
Ф.Благодарова
«...Ни эллина, ни иудея...»

СТОИТ ПРОЧИТАТЬ:
А.Левин
Не стой равнодушно при виде крови ближнего твоего (интервью с М.Блиц: №30, №31)
А.Левин, И.Молко
Большая политика и город на четыре семьи (интервью с Р.Занген)
А.Левин
Реб Шломэле
...И хочу ото всего этого отвязаться...
Б.Калюжный
Тайна зарождения жизни на Земле (№№ 16, 17, 18)
И.Молко
Свечи во тьме (№16)
Й.Новосельский
Души рассказывают (№№ 11, 12, 13, 14, 15)
ПУТЕВЫЕ ЗАМЕТКИ

Александр ЛЕВИН 

Миссия солидарности с Израилем глазами её участника

Сад памяти в Гуш Эционе
Сад памяти защитников и строителей Гуш Эциона.

 

Внимательно наблюдая за событиями в Израиле, я решился не без некоторых колебаний поехать туда даже на несколько дней.

— А что, если тебя там убьют? Там же война! — расплакалась моя шестилетняя дочка, узнав о моём решении.
— Я надеюсь, что нет. Но с другой стороны мы никогда не знаем, когда мы умрём или когда нас убьют. Произойти же это может в любом месте, даже в самом безопасном.
— Что же мне делать? Спрашивает моя дочка, вытирая слёзы.
— Ты можешь читать молитвы, что бы Ашем защитил меня.
— Какие молитвы?
— Подумай сама.
— Я буду просить, чтобы Ашем защитил тебя и всех-всех евреев…

Наша поездка наша была организована одной из крупнейших еврейских организаций Америки «The Assоciated», в ней участвовало около 300 человек самых различных возрастов и профессий из Балтимора, Майями и Нью-Йорка. Цель поездки, которая зафиксирована в самом её названии — «Миссия солидарности», продемонстрировать нашим братьям-евреям в Израиле, что мы не покинули их, мы готовы помочь, и в это трудное время, когда без терактов не проходит, практически, ни одного дня, мы не боимся навестить святые места, а по вечерам заполнить гостиницы и рестораны на улице Бен-Иегуда. Наш план предусматривал встречи с раввинами, журналистами, политическими деятелями, готовыми высказать свои мнения по поводу событий в Израиле, а также посещение различных организаций и населённых пунктов, с которыми связана деятельность «The Associated».

День 1, 26 февраля 2001

В Бен-Гурион мы прилетаем около семи утра и, после нескольких минут поиска арабских террористов, успокаиваемся, занявшись поиском своих чемоданов. Два автобуса ждут на стоянке, и скоро мы знакомимся с «лучшим шофёром Израиля» Хаимом и экскурсоводом Марком Голдбергом, в прошлом американцем, совершившим алию около двадцати лет назад.

Едем в Иерусалим и, при подъеме в Иудейские горы, замирает дыхание, как–будто в ожидании чего–то важного. С обеих сторон дороги, то здесь то там, видны останки старых проржавевших машин. Их специально не убирают с обочин — это память о тех караванах с продовольствием и медикаментами, которые пытались прорваться к окружённому Иерусалиму во время Войны за Независимость. Вот и подъем, после которого паломникам, месяцами идущим пешком к святому городу, открывался вид на Иерусалим, Йерушалаим, «Ир Ашалом» — город мира, в котором мира, кажется, не было никогда. «Иерушалаим, — продолжает рассказ наш экскурсовод, — разве можно представить еврейское государство без сердца, без этого вечного города царя Давида и Шломо?!»

Мы останавливаемся возле Ворот Сиона и идём через еврейский квартал Старого города, где гуляет множество людей, где греются на солнце и весело беседуют совсем юные солдаты — ребята и девчонки. Кто–то из нашей группы подходит к ним, чтобы сфотографироваться, а мне становиться стыдно. Один и тот же вопрос не даёт мне покоя: почему они а не я, не мы, сейчас в Израиле с оружием в руках? Почему забота об охране нашего народа легла на плечи именно этих юношей и девушек, которые так весело и беззаботно улыбаются сейчас на фотографиях?

У Западной Стены — всё та же тишина, та же загадочная, бездонная тишина. Даже не вериться, что может быть так тихо в том месте, где по земле проходит линия фронта между Добром и Злом.

Сажусь на стул прямо возле стены и пытаюсь увидеть, почувствовать — что же нас ждёт? И сколько не стараюсь, не могу увидеть ничего кроме огня, ярко красного, цвета крови, огня. Сдерживая дыхание, продолжаю двигаться через этот огонь... И вдруг — огонь кончается, и я вижу Храм, сделанный из светящегося иерусалимского камня, затем один из великолепных внутренних залов, по которому достойно и величественно шествует служитель…

После посещения Старого Города мы едем в гостиницу на встречу с Натаном Щаранским.

Согласно Щаранскому, мир между нами и арабами невозможен в принципе, потому что арабы живут при тоталитарном режиме. Для того, чтобы держать своих подчинённых в страхе и повиновении, арабском руководителям нужен постоянный внешний враг, и этот враг всегда под боком — евреи. Ситуация, напоминающая режим Сталина, где искусственно нагнетаемый страх перед капиталистами–агрессорами заставлял людей искать защиту у своего вождя. Ответив на несколько вопросов, Щаранский торопится в Кнессет. Уже у дверей я настигаю его и передаю привет от Бориса Калюжного (Н.Щаранский и Б.Калюжный знакомы по совместной работе в МФТИ в начале 70-х. — Прим. авт.), а также несколько последних номеров «Спектра» и статьи Авигдора Эскина.

Наш следующий лектор — профессор Еврейского Университета доктор Реувен Хазан — познакомил нас с системой выборов и структурой Кнессета. Всех поразила эта инертная и неповоротливая система управления государством. «Вы радуетесь блистательной победе Шарона, вы думаете, что правые наконец–то у власти? — говорит Реувен Хазан, — не торопитесь. У Шарона ведь только 19 мест в Кнессете. А ему нужно набрать 60–70–ти местное правительство из 120 членов Кнессета, которые были избраны два года назад, одновременно с Бараком...»

После размещения в лучшем отеле Иерусалима «Царь Давид» я встречаюсь с Леей Алон (Лея Алон (Мила Гринберг) —  известная ведущая русскоязычной программы радиостанции Коль Исраэль. — Прим ред.).

Она передаёт мне несколько книг и записи своих радиопередач, а я ей — последние номера «Спектра» и подпольную литературу из зарубежья — книгу Авигдора Эскина, вышедшую в Америке и его статьи, опубликованные в газете «Еврейский мир», издающейся в Нью-Йорке (Об Авигдоре Эскине см. материалы этого номера. — Прим. ред.).

«Нет пророка в отечестве своём» было сказано уже давно, но, слава Б-гу, в наше время таких людей хоть можно печатать за границей и привозить книги (или отправлять по электронной почте) тем, для кого они написаны.

Вечером, несмотря на усталость, я отправляюсь на улицу Бен-Иегуда, где в августе, до начала интифады, заканчивал со своей семьёй почти каждый день путешествий по Израилю. При подходе со стороны улицы Короля Джорджа я вдруг слышу звуки выстрелов, однако, к моему удивлению все ведут себя так, как–будто ничего не происходит. Кто куда шёл, так и идёт. Группа хасидов, что стояла на тротуаре, так и стоит, продолжая разговор. Удивлённый, я подхожу поближе и начинаю догадываться: кто–то подкинул на дорогу что–то вроде пистонов. Когда машина наезжает на них, раздаётся звук, похожий на выстрел.

На улице Бен-Иегуда жизнь продолжается — толпы людей, магазины, рестораны, музыканты, играющие старые еврейские песни вперемежку с Дунаевским. Навещаю своего друга–израильтянина, открывшего прошлым летом ювелирный магазин.

— Не знаю, почему люди бояться к нам ехать? У вас в Балтиморе, что, совсем не стреляют?
— Стреляют, — отвечаю я, вспомнив доску возле полицейского участка в Owings Mills, где написаны цифры убитых за последний месяц. Почему то это не отпугивает людей от поездок в Балтимор.

Этот день, наполненный событиями, я заканчиваю на крыше отеля «Царь Давид», с которого видна большая часть Старого Города. Залитый огнями, весь Старый Город кажется таким же спокойным и тихим, как Западная Стена. Кто это сказал, что линия фронта между Добром и Злом проходит через сердце каждого из нас? Впрочем, не важно, кто это сказал.

День 2, 27 февраля 2001

В Гуш Эцион, район южнее Иерусалима, объединяющий 15 поселений с общим населением около 20 тыс. человек, мы едем на специальных автобусах с пуленепробиваемыми стёклами. Едем по Туннельной скоростной дороге, которую периодически закрывают из–за того, что арабы обстреливают израильские машины. В автобусе два охранника и директор Учреждения Гуш Эцион Шани Симковиц, которая показывает нам буквально в полукилометре от дороги дома деревни Бейт Джала, из которых террористы стреляют ночами по Гило. «Сегодня нам повезло, что дорога открыта, — говорит она, — когда дорогу закрывают, нашим детям, возвращающимся из Иерусалимских школ, приходиться проводить в дороге вместо 20 минут по 3–4 часа».

История этого района (Гуш — на иврите «район») настолько показательна, что стоит её привести хотя бы вкратце.

Первый посёлок этого района, Кфар Эцион был основан в 1935 году на месте уничтоженного арабами поселения Мигдаль Адар. Основатель Кфар Эциона, Гольцман (на иврите его фамилия была Эцион — отсюда название посёлка. Кфар — деревня на иврите), владелец апельсиновых плантаций возле Реховота, вложил всю свою энергию и все свои средства в благоустройство нового посёлка. Еврейский Национальный Фонд продолжал скупать земли в Хевронских горах и помогал Гольцману. Однако погромы 1936–39 годов заставили жителей Кфар Эцион покинуть свои дома. Арабы же разрушили всё, что было построено.

В 1943 году группа людей решила восстановить Кфар Эцион. В те времена было понятно, что границы будущего еврейского государства пройдут там, где прошёл еврейский плуг. Вскоре рядом с Кфар Эционом возникли два религиозных посёлка Масуот Ицхак и Эйн Цурим, и кибуц рабочего движения Ревадим. Всего в этом районе, получившем название Гуш Эцион, к 1947 году проживало 450 человек. Были вспаханы поля, посажены сады, установлена система орошения, построены помещения для скота.

В ноябре 1947 года, когда стало известно, что ООН вынесла решение о создании еврейского и арабского государств, арабы вновь решили уничтожить Гуш Эцион, являющийся южным подступом к Иерусалиму. Еврейские поселения не были готовы к ведению военных действий: почти не было оружия, не хватало медикаментов, не было убежищ. В феврале 1948 года Еврейское Агентство предложило евреям всех четырёх поселений перебраться в более безопасное место, но это предложение было отвергнуто. Сохранился протокол собрания поселенцев. Там было записано:

«Это место — мой дом. Нелепо думать, что его будут охранять чужие люди без меня. Это даже непорядочно». (Какие замечательные слова! Каждому члену правительства Израиля следовало бы повторять их три раза в день как молитву!)

Гуш Эцион был отрезан от Иерусалима арабским легионом при помощи местных арабов.

В марте 1948 года к защитникам Гуш Эциона прорвалась последняя колонна с продовольствием, оружием и медикаментами. В мае удалось вывести женщин и детей в Иерусалим.

12 мая состоялось решающее сражение на подступах к Кфар Эцион. Евреи сражались за каждый дом, каждый клочок земли. 13 мая, после шестичасового сражения, офицер арабского легиона предложил защитникам сдаться. Видя безнадёжность своего положения, пятнадцать оставшихся в живых бойцов вышли из укрытий и сложили оружие. Но когда они стояли перед арабским офицером, якобы собирающимся их фотографировать, подошёл местный араб с автоматом и расстрелял в упор безоружных пленных.

Это произошло за день до провозглашения Государства Израиль.

Арабы сожгли все помещения и выкорчевали сады. Остался только один семисотлетний дуб, одиноко возвышающийся над пустырём.

Девятнадцать лет простоял Гуш Эцион опустошённым и разрушенным. В праздники к одинокому дубу съезжались со всего Израиля дети погибших защитников Гуш Эциона и мечтали о том, что однажды они смогут вернуться сюда.

Их мечты смогли осуществиться только после Шестидневной войны. Многие уже со своими семьями вернулись в Гуш Эцион и начали отстраивать его заново. Сегодня в этом районе выращивают персики, орехи, вишни, есть завод породистых лошадей, школы, дом отдыха, музей.

Возле старого дуба стоит памятник погибшим, на нём написано: «Над открытыми могилами мы клянёмся: продолжать!»

Посёлок, который расположился прямо возле «Одинокого дерева» и монумента называется Ефрат. Там мы слушаем замечательного лектора Еву Хароу, очень ясно и наглядно рассказывающую об истории еврейско-арабских отношений. «Нам нужен сильный Израиль!» — основной тезис лекции.

Во вторую половину дня мы едем на вершину Наби Самуэль, где расположена гробница пророка Шмуэля, собственно даже две гробницы — одна для евреев, другая для мусульман.

С горы открываются замечательные виды: с одной стороны, на холмах, — домики северного Иерусалима, с другой стороны, внизу на равнине, видны Рамалла и ещё какие–то арабские деревни.

Вдруг с равнины раздался звук сирены, на дороге появились машины полиции и Маген Давид Адом (израильская скорая помощь). «Что происходит?» — спрашиваю одного из двух солдат, охраняющих гробницу. «Аколь йие беседер» (всё будет в порядке), — с завидной уверенностью отвечает он.

Мы возвращаемся в отель. Из телефонного разговора с Леей Алон узнаю об очередном террористическом акте возле поселения Атарот. Одна женщина ранена в спину и находится в тяжёлом положении, двое мужчин отделались лёгкими ранениями. Потом выяснилось, что мужчины — арабские рабочие, которых женщина–еврейка–работодатель развозила по домам после работы.

Я прошу руководителя нашей группы разрешения сделать сообщение об этом во время обеда, но он говорит, что не следует волновать людей во время еды...

Вместо новостей, которые, не дай Б–г, могли испортить аппетит американских туристов, мы слушаем Ицхака Франкенталя, организатора ассоциации родителей погибших воинов. Этот человек утверждает, что Барак предлагал Арафату слишком мало (!?). Даже наша либеральная делегация не в состоянии это воспринять. «Мы скорбим вместе с вами о гибели вашего сына, но нельзя же так терять голову!» — говорят выступающие.

День 3, 28 февраля 2001

Летим на самолете местной компании на север. Величественные горы Галилеи, покрытые зеленью и цветами. «Вы приехали очень удачно, как раз во время цветения», — говорит наш экскурсовод. Посещаем Кармиэль и Мисгав — два молодых еврейских города, расположенных на вершинах гор в окружении множества арабских деревень. Кармиэль был основан в 1964 году в долине Бейт Керем, разделяющую Нижнюю и Верхнюю Галилею, в 30 км от Цфата и в 45 км от Хайфы. В настоящее время в Кармиэле проживает около 46 тыс. человек, из которых 35% — иммигранты из 75 стран! (Во время предвыборной компании Ариэль Шарон говорил по-русски перед группой русскоязычных иммигрантов в Кармиэле.)

Мэры городов Кармиэль и Мисгав, рассказывающие нам о своих городах, высказывали очень схожие мысли о том, как дружно они жили с местными арабами долгие годы, и каким шоком были для них арабские волнения в октябре прошлого года. Поразило всех не столько горстка зачинщиков, сколько то, что это происходило при молчаливой поддержке всех остальных арабов. Теперь отношения начинают налаживаться, однако мысли, что их дружелюбные соседи и компаньоны по бизнесу могут в любой момент встать под знамена Ислама не исчезает.

После Кармиэля и Мисгава мы посещаем уникальную деревню Кишор, созданную специально для людей, которым из–за психических или физических отклонений трудно жить в обычном обществе. Здесь, в атмосфере покоя и поддержки, под наблюдением врачей эти люди ведут полноценную жизнь: учатся, осваивают ремёсла, работают, живут самостоятельно в своих квартирах.

На прощание мы посещаем семью бедуинов, дом, где живут родители, жена и ребёнок похищенного в Ливане солдата Омера Соэда. Проходим через двойную линию родственников и соседей, которые жмут нам руки и приглашают к столу с орехами, финиками и кофе. Отец Омера, очень тихий и скромный человек, просит нас, чтобы мы обратились к правительству США, и все вместе потребовали от Ливана освободить похищенных солдат.

«Mы не просим ни о чём особенном, нам не нужно никаких богатств, никаких почестей, никакого особого внимания, мы хотим только одного — возвращения из плена нашего сына, мужа, отца», — заканчивает он свою речь.

Обратно мы возвращаемся в Иерусалим на автобусах. Сначала те же величественные горы, за которыми заходит солнце, потом берег Средиземного моря, Нетанья, Тель-Авив. По дороге из Тель-Авива мы попадаем в пробку — выясняется, что впереди произошла авария. «В автомобильных авариях в Израиле погибло больше людей, чем во всех войнах», — написано в туристическом справочнике.

Из отеля мы с Джоном Плаутом, учеником 11–го класса Beth–Tfiloh, отправляемся на улицу Бен Иегуда. В каком–то тёмном переулке нас обгоняет машина, из которой раздаётся нечеловеческий крик. Мы успеваем заметить в проносящейся машине ехидно и зловеще ухмыляющееся лицо молодого человека. «Араб», — говорит Джон, и мы продолжаем свой путь с благодарностью глядя вперёд, где в сотне метров идут, спокойно переговариваясь, две девушки — одна в униформе и с автоматом.

Улица Бен Иегуды, как всегда, оживлена: магазины, рестораны, музыканты, солдаты, молодёжь. Получив несколько красных нитей и по листу бумаги с каббалистическими знаками в обмен на «специальное пожертвование» мы с Джоном тоже погружаемся в эту праздничную жизнь вечернего Иерусалима. На улице Короля Джорджа я захожу в маленький книжный магазин и спрашиваю о книгах Моше Каца.

— O чём он пишет? — спрашивает пожилая хозяйка магазина.
— О будущем Израиля, — говорю.
— Да кто же его знает, будущее Израиля?! — отвечает она.

День 4, 1 марта 2001

Посещение Гило, района, который подвергается обстрелам со стороны арабской деревни Бейт Джала. Фотографируем окна домов, которые каждый житель пытается укрепить по–своему, невысокую бетонную стену, на которой нарисован пейзаж, расстилающийся внизу. Фотографируем опорный пункт, где несколько солдат занимаются гимнастикой, по очереди бегают по улицам Гило, а потом, в каком–то деревянном бараке, умываются и одевают униформу.

Потом посещаем школу Тали в Гило (Тали — аббревиатура фразы, означающей «усилим изучение иудаизма»). В Израиле есть два рода государственных школ — религиозные и светские. Движение школ Тали возникло тогда, когда родители детей светских школ забеспокоились, что их дети не получают еврейского образования, не знают ничего об иудаизме, о еврейских традициях, о праздниках. В каждой школе Тали есть раввин, дети изучают Танах, ежедневно читают молитвы.

И вот мы входим в этот мир рисунков на стенах, улыбок, смеха, и самых красивых в мире детей, которые самозабвенно раскрашивают друг друга, готовясь к Пуриму. Они показывают нам несколько танцев, потом те, кто говорит по-английски, рассказывают о своей жизни в Гило. Мы слушаем и задаём вопросы.

— Ты слышишь выстрелы по ночам?
— Да.
— Тебе страшно?
— Да.
— Что ты делаешь, когда тебе страшно?
— Пытаюсь заснуть, — говорит один.
— Иду к маме, — говорит другой.
— Я сплю в салоне, когда стреляют, потому что моя спальня выходит окнами на Бейт Джала, — говорит третий.

Последняя среди наших малолетних ораторов, 5–6–летняя девчонка пытается потихоньку улизнуть, пока все отвлечены разговорами со старшими учениками. Директор школы ловит её и под общий хохот возвращает на сцену.

— Ну, а ты слышишь выстрелы? — спрашивают её.
— Да.
— Тебе страшно?
— Нет…

Поев на обед фалафель, мы прощаемся с Иерусалимом и едем в Тель-Авив. По дороге заезжаем в Яффу и бродим около двух часов по узким уличкам старого города, осматриваем многочисленные магазинчики художников и скульпторов. Жизнь здесь начинается с наступлением вечера, тогда старинные площади и улицы наполняются тысячами туристов, а также жителями окрестных городов, сросшихся с Тель-Авивом. Сейчас в Яффе относительно пусто, молодожёны фотографируются возле старой церкви, в которой когда–то останавливался Наполеон до и после позорного похода на север. Саму Яффу Наполеон отвоевал у турок с большими боями. Фотографируются молодожёны и в красивом парке, откуда открывается потрясающий вид на прибрежную полосу с высотными гостиницами Тель-Авива. Подойдя поближе, я обнаруживаю, что молодожёны и фотограф говорят по-русски.

— Откуда вы, ребята? — спрашиваю.
— Мы здешние, тельавивцы, — отвечает жених.
— Я имею в виду, откуда вы приехали в Израиль?
— Это уже не имеет значения. Мы — здесь.

После Яффы мы едем в Тель-Авив, в центр «Ган Ораним», где с нами беседует Давид Олескер, который учит людей как противостоять анти–израильской пропаганде, наполняющей не только арабские СМИ, но и американские, и даже израильские. (Та же CNN, которая, кстати, транслируется по израильскому телевиденью.)

В конце поездки наша делегация обсуждает результаты и впечатления. Улучшив походящий момент, я тоже подошёл к микрофону:
«Никто из наших ораторов не упомянул два очень важных момента, без которых мы не можем говорить об Израиле. Во–первых, государство Израиль поднялось именно на этой земле, и мы приезжаем именно на эту землю потому, что она обещана нам Б–гам согласно Торе. Именно поэтому здесь расположены все наши святые места, именно поэтому «закон о возвращении» распространяется только на евреев, и именно поэтому мы имеем права на эту землю. Если не растить в духе Торы израильскую молодёжь, израильских солдат, то они будут чувствовать себя напрошенными захватчиками в арабских деревнях ЕШИ (Аббревиатура от Иудея (Еуда), Самария (Шамрон) и Газа (Аза), которая обозначает упомянутые территории. — Прим. авт.), а поселенцев называть авантюристами, которые по непонятной прихоти подвергают опасности свои жизни, а также жизни своих семей и солдат, охраняющих поселения.

Любая торговля землёй Израиля, чтобы мы ни приобретали взамен, — кощунство, предательство еврейских интересов, предательство евреев, которые положили свои жизни на освоение этих земель, а также нарушение заповедей Торы.

Другой важный момент состоит в том, что со всей нашей эйфорией по поводу израильской демократии, мы не замечаем, что, во–первых, в Израиле люди преследуются за свои политические убеждения (примеры Меира и Беньямина Кахане, Авигдора Эскина — только одни из многих), а, во–вторых, демократия совершенно не соответствует иудаизму, потому что иудаизм говорит об особой роли евреев, назначенной для евреев воспринять Учение и передать его остальным народам Земли. Мы почему–то стесняемся говорить об этом, вместо этого мы восторгаемся американской демократией и играем с арабами в демократические игры, которые нельзя выиграть и тоталитарных режимов, эти игры ставят государство Израиль на грань гибели. «Иудаизм — это не Томас Джеферсон, и Ближний Восток — это не средний Запад», — говорил Меир Кахане (подробнее см. публикации в журнале «Спектр» №№ 12, 2000 и 1, 2001.).

Ещё тридцать лет назад он предупреждал нас о растущем арабском населении, которое в какой–то момент может стать большинством и демократическим путём превратить Израиль в арабское государство. Также он предупреждал нас о том, что арабы никогда не отказывались от желания уничтожить Израиль, от желания сбросить евреев в море. Мы не хотели слушать его. Зато теперь на месте каждого теракта в Израиле появляются люди, которые кричат: «Кахане был прав!». Проблема в том, что и сейчас мы этого отчаянного крика не слышим, особенно в Америке. Можно подумать, что стоит звуконепроницаемая стена между теми, кто, набравшись «храбрости», приехал на четыре дня в Израиль и съездил разок в Гуш Эцион на автобусе с непробиваемыми стёклами и охраной, и между теми, кто живёт в Еше, каждый будний день едет на работу в своей машине без охраны, отправляет своих детей в школу, не зная соберутся ли они все вместе за обеденным столом? Вот до чего нас доводят уход от иудаизма в опасные игры в демократию с арабами».

После этого собрания ко мне подошло около десяти человек, чтобы выразить своё согласие с моими словами. «Хотя это было политически некорректно», — заметила одна из женщин. Что я мог ей ответить? Быть евреем — это уже политически некорректно.

Последим нашим лектором был Раанан Гиссин, советник Ариэля Шарона. Интересно, что его эмоциональная и резкая речь во многом была связана с тем, о чём мы только что говорили, в частности с «политически некорректными» темами.

«Слово «сионист» почему–то стало «политически некорректным» в наше время. Мы как будто стыдимся употреблять его, — говорит Гиссин, — однако мы забываем, что благодаря сионизму, благодаря любви людей к этой земле и признанию её святости возникло еврейское государство. Нам нужно вернуть этому слову его достоинство, его честь. Как мы могли даже обсуждать разделение Иерусалима?! Иерусалим — это душа евреев, это сердце Израиля. Как мы могли торговать территориями?! Мы оскверняем помять тех воинов, которые за эти территории заплатили своими жизнями».

Обратную дорогу я помню плохо. Уже в автобусе, по дороге из Нью-Йорка в Балтиморе я достаю кассету и слушаю популярную сейчас в Израиле песню, которую Лея Алон использовала для звукового оформления своей передачи.

Проснись, проснись, возлюбленная Родина,
Ведь мы очень устали
И нуждаемся в отдыхе.
Проснись, проснись, возлюбленная Родина.
Один раз живём в этой жизни,
Дай нам немного любви..
.

— поёт Авив Гефен, и эта песня порождает во мне двойственное впечатление. Вместо солнечного Иерусалима, я вдруг вижу снежные горы, по которым идёт человек. Человек очень устал, и его одолевает навязчивое желание сесть на снег, чтобы отдохнуть, хотя бы на минуту, хоть чуть–чуть. Однако он понимает, что это опасные мысли, что этот «отдых» означает смерть.

— «Проснись» — да. «Любовь» — да. «Oтдых» — нет, не время.