Снова батальон «Алия»: точки над i

Командир батальона «Алия» Роман Ратнер (слева) за обсуждением текущих дел с командиром роты «Иерусалим» Сергеем Литвиновым.

— (РР) Обратите внимание. В течение года было 90 положительных статей на 15–ти языках. Ничего негативного. Но существуют люди, которые всё это спровоцировали. И вопрос не в деньгах. Недавно прошли выборы в Кнессет, которые показали, что позиция батальона и его растущий авторитет на «русской улице» могут повлиять на результаты приближающихся выборов в местные советы. У кого-то это вызывает беспокойство. Вот и весь секрет.

— (РР) Кроме самих бойцов, у каждого есть родные, знакомые. Кроме того, существует немало людей, которые и не ассоциированы с батальоном напрямую, но прислушиваются к нашей позиции. Поэтому дискредитация, скажем, меня, как руководителя Движения, ведет косвенно к дискредитации батальона в целом, и таким образом вмешивается в распределение голосов.

— (РР) Наиболее близка нам позиция право-центристских партий, по ряду вопросов мы близки к позиции партии «Ихуд Леуми» (Авигдор Либерман). Депутаты от этой партии Юрий Штерн, Ури Ариэль, Михаил Нудельман и Цви Гендель поддерживают нас с первого момента. И дело не во взаимовыгодном сотрудничестве. Наши мировоззренческие позиции либо полностью совпадают, либо очень близки. Именно по этим причинам большинство бойцов батальона голосовало за «Ихуд Леуми» не как за русскую партию, а как за партию, последовательно отстаивающую национально–патриотические ценности. При этом особо хочу отметить, что никто из руководства батальона никому не указывал за кого голосовать.

Потом, из Америки не видны некоторые особенности ситуации в Израиле. Вице–мэры в городах — они в большинстве своём активисты партии Н.Щаранского «Исраэль Ба Алия». Но сама партия в упадке. Её руководство поглотил Ликуд. В результате часть вице–мэров уже перешла в ряды партии А.Либермана, часть — в Шинуй (крайне антирелигиозная партия), и есть часть, которая разделяет судьбу крейсера «Варяга», — тонет вместе с «Исраэль Ба Алия».

— (РР) Израильские левые не сказали о нас пока ни одного плохого слова. Не так уж просто в чём-то обвинить человека, который живет в Реховоте и берёт винтовку, чтобы защищать людей в Йеши… Его нельзя ни в чем обвинить. Он не получает за это зарплату, он не получает никаких льгот. Он просто идет помогать людям.

— (РР) Пока никто кроме упомянутого Пети не написал о нас ни одного плохого слова, включая центральные израильские газеты, такие как «Маарив», «Гаарец», «Едиот Ахранот» — ничего плохого. Французы, которые не отличаются любовью к Израилю,… сделали о нас хороший репортаж. Итальянцы, швейцарцы, немцы — то же самое.

— (ИМ) Я человек нейтральный. И поддерживаю батальон только из национально–религиозных соображений. В самом начале его создания, около года назад, ко мне обратилось несколько человек из окружения члена Кнессета Юрия Штерна с просьбой помочь батальону моими связями в сионистском движении. С тех пор я в курсе всех основных событий, связанных с батальоном.

Хочу подчеркнуть, что батальон последовательно и неуклонно расширяет свою деятельность, всё время ищет новые возможности, старается и получает всевозможные разрешения, допуски, привлекает на свою сторону всё больше и больше сторонников и, там где можно, сразу начинает работать.

Они могли бы помочь очень многим поселениям, но у большинства из них (из поселений) нет, ну просто нет, никаких средств, даже минимальных. А средства нужны. Каким–то, иногда убогим, оружием армия снабжает поселения. А ведь батальон работает в таких условиях, где как воздух нужны приборы ночного видения, теплая маскировочная одежда, хорошие прицелы. Надо ведь понимать, что каждый рейд по охране поселения — это не ночная прогулка по живописным окрестностям. Это реальный риск, степень которого зависит от таких прозаических вещей как теплая маскирующая куртка, как крепкая устойчивая обувь, как возможность обнаружить засаду, наконец, от того, кто раньше и прицельней выстрелит. В этой работе не применишь авиацию с артиллерией да бронетехнику.

Идея сбора средств для охраны поселений исходила от меня после того, как я убедился, что нельзя заметно расширить деятельность батальона без привлечения каких–то средств. В каждом поселении мне говорили — достаньте деньги, у нас их нет даже на минимальные нужды. В одном поселении армия выделила для охраны какое–то количество легкого огнестрельного оружия. Но они не могут найти средства, чтобы закупить фонари для освещения поселения. На ограде фонари есть, а само поселение не освещено.

Потом бойцы вынуждены ехать в поселение на своих автомашинах, а это и бензин, и амортизация, и возможный ремонт. Энтузиазм и бескорыстная помощь — это замечательно, но для долгой и стабильной работы нужны и другие механизмы. Насколько я знаю, руководство батальона работает в этом направлении. Роман сам расскажет вам об этом, а сейчас нужно время и средства, чтобы расширить сферу деятельности батальона, чтобы это было не 4, а 24 поселения. И доказать эффективность и даже, если хотите, экономическую целесообразность такой деятельности.

Очень много поселений хотят, чтобы их охранял батальон, но у них нет даже минимальных средств для этого. Поэтому все, кто участвует в сборе средств для батальона — участвуют самым непосредственным образом в защите поселений.

— (РР) Сделаю небольшое замечание по поводу приборов ночного видения. Только в одном поселении его руководитель, родом из Америки, поехала к себе «домой», собрала там деньги и закупила эти приборы — предмет зависти окрестных поселений. Я намерен в пятницу захватить вас, Борис, если не возражаете, в поселение Офра, «прогуляться» в окрестностях. Думаю, вы сами поймёте, почему наш разговор так часто возвращается к приборам ночного видения.

— (ИМ) Теперь скажу несколько слов о контроле за расходованием денег. Как правило, он двухэтапный. Первое — это бухгалтер организации. Он несет персональную ответственность за то, что ни одной копейки не было бы использовано незаконным путем. Он же готовит и подаёт ежегодный отчет во все финансовые органы государства. Второй — государственный уровень контроля — аудиторские проверки, которые проводятся один раз в 2-3 года. Насколько я знаю, подобная система существует и в Америке.

— (РР) Я хочу сделать небольшое пояснение. Существует два вида организаций: коммерческие и некоммерческие. В некоммерческой компании, особенно первые два года, невозможно что–либо украсть, потому что после двух лет общественная организация (амута на иврите) должна получить от государства сертификат о свой «кошерности». Для этого производится детальная аудиторская проверка организации, которая включает полный анализ всех статей расхода, на предмет их соответствия целям организации, зафиксированным в её уставе.

Аудитор назначается государством. Если такой сертификат не получен, организация попадает в такие условия, что её существование практически невозможно, даже если дело не передано в полицию.

Вот и представьте себе, не говоря уже о соображениях морального плана, на кой черт нам было бы нужно раскручивать такую махину как батальон, чтобы начать какие-то махинации. Вы не представляете, насколько оскорбительными были для нас все эти разговоры и подозрения. Не раз у нас в руководстве раздавались предложения отказаться от финансовой помощи, чтобы только не полоскали наши имена в этой грязной луже. Но, успокоившись, мы рассудили так. О’K, мы откажемся. Кто пострадает? Поселенцы. Значит вся эта серая муть, чтобы сократить нашу помощь поселениям, замедлить наше развитие, и мы, отказавшись, будем лить воду на ту же мельницу. Вот такая наша позиция сейчас.

Ну и ещё мои личные соображения. Бухгалтерию, наряду с массой других дел в нашей амуте ведет моя жена. И она лично, как контролёр первого уровня, отвечает за наши расходы. Вы думаете, мне хочется её подставлять под удар? Напомню, что независимый государственный аудитор неминуемо проверит деятельность амуты. И её бухгалтер несет личную ответственность, если статьи расхода не соответствуют целям и задачам организации.

— (ИМ) Вне всякой связи с публикацией в «Русском Израильтянине», аудитор нашего Общественного совета Нахум Фрадкес в самое ближайшее время подаст в государственные налоговые органы годовой финансовый отчёт амуты-батальона. Подпись аудитора под этим отчётом и есть реальная гарантия того, что мы не нарушаем закон.

— (РР) Теперь я хочу сказать несколько слов о суммах, которые были собраны и, вообще, о каком масштабе денег мы говорим.

Я лично за прошлый год нашел для батальона сумму в два раза большую, чем была собрана в США. Так что наше дело продолжалось бы вне зависимости от того собирали бы мы деньги в Америке или нет, хоть, конечно, и медленнее. Далее хочу обратить внимание, что мы говорим об очень небольших суммах. И те деньги, что собрал я, и те, что собраны в США, неадекватно малы для решения наших задач. Минимальные затраты для обеспечения охраны одного поселения — 10-20 тыс. долларов в год. Это минимальные затраты, если ставить дело на профессиональную основу. Что туда входит? Питание, жильё, боеприпасы, может быть, страховка, компенсация за потери рабочего времени. И не включены средства индивидуальной защиты, элементы вооружения, специальные транспортные средства… Только содержание людей, ничего больше.

Но деньги, которыми мы располагаем сейчас, нам, конечно, очень нужны, чтобы делать наше дело и показать израильскому руководству, что уже сейчас мы эффективная боевая единица. И нам это удаётся. Но это всё сухие расчёты, а со стороны морали. Неужели вы думаете, что мы могли бы забрать себе деньги, которые собрали старики–пенсионеры в Америке? И дурачим 800 человек, с которыми вместе ходим в ночные рейды. Вы вот проситесь в такой рейд, но, поймите, я не могу рисковать. Не дай Б-г, что-либо случится. Кроме вашего несчастья, мы всё наше дело похороним. Так, что не обессудьте, в рейд я вас пустить не могу, а в поселение мы съездим, проводим ребят в рейд. На стрельбище побываем, но не более.

Мы собираем доллар к доллару, чтобы покрыть хоть минимально наши расходы, и происходит это на фоне того, что миллионы долларов поступают в Израиль для поддержания алии и расходуются неизвестно куда. Сколько доходит до репатриантов — одному Б-гу известно. И ещё пример. В Восточном Иерусалиме (там живут арабы) есть еврейская амута, которая создана для того чтобы отвлекать арабских детей 8–16 лет от организаций связанных с терроризмом. Их бюджет — я не буду просить вас сделать оценку, всё равно не угадаете, — 5 млн. долларов в год. Какова польза от такого вложения? Думаю, что нулевая.

Мы сейчас собрали в Америке примерно 70 тыс. долларов. Что это означает для нас? Например, для охраны поселения Офра нужно минимум 5 приборов ночного видения. Каждый стоит 2,5 тыс. долларов. Это 12,5 тыс., а еще надо бы бойцам оплатить бензин, амортизацию, питание… в течение года. Почти весь сбор и уйдет на обеспечение в течение года одного–двух поселений. Это, конечно, немало, и я говорю лишь о масштабах сумм.

Ещё один маленький расчет. За истекший год наши люди отслужили в поселениях 17600 человеко–часов. В настоящее время в частной фирме час работы охранника стоит 120 шекелей. Получится 2 млн. 112 тыс. шекелей или примерно 459 тыс. 130 долларов. Вот на какую сумму мы наработали, израсходовав в 10–20–30 раз меньше.

Так что претензии к нашей финансовой деятельности со стороны «Русского Израильтянина» неадекватны и лживы. И жалко, что в Америке так легко в это поверили.

— (ИМ) Арабы в Газе уже выражают опасение и недовольство тем, что есть планы разместить там батальон. Они уже заявили: «Как только русский батальон «Алия» появится на территориях, мы устроим международный скандал».

— (РР) Мы регулярно получаем угрозы от арабов. А представители такой мерзкой организации, как Славянский Союз (СС) тоже озаботились проблемой сбора денег для нашего батальон в Америке. Они во время своей встречи с руководителями палестинской автономии в Рамалле назвали нас карателями. Встреча проходила с братом находящегося за решеткой Баргути. Вот и получается, что упомянутый Петя созвучен со всей этой шайкой–лейкой. В то же время мы знаем, что арабы предпринимают массу усилий, чтобы батальон не принимал участия в боевых действиях. Они понимают, что в его составе очень опытные бойцы и командиры, прошедшие через жесточайшие войны в Афганистане, в Чечне, в Карабахе… И они понимают, что бессмысленно ожидать от наших бойцов и командиров рассуждений: морально или аморально стрелять в данный момент, подрывать или не подрывать дом, где с верхних этажей снайперы убивают наших бойцов, а на первом — живой щит из гражданских лиц. «A la guerre comme a la guerre» — на войне как на войне.

Так что враги нас уже признают, но больше радует то, что нас признаёт наша армия. Сейчас 90 бойцов батальона находятся на военных сборах и начальник тренировочного лагеря сказал, что он давно не видел таких солдат. Таких подготовленных, с такой мотивацией, таких качественных солдат. Он готов принять ещё хоть 400 человек, чтобы провести их через процесс переподготовки. Кому это мешает? Понятно кому. Это может помешать только левым и арабам.

— (РР) Ваше недоумение легко понять, но оно к делу не имеет никакого отношения. Всё совершенно не так.

— (РР) Объясняю. Образовали амуту «Батальон «Алия» 7 человек. Они её учредители. У нас они называются члены амуты. Вот эти люди по алфавиту.

Это учредители и, если в терминах американских некоммерческих организаций, директора амуты. Это высший орган, который формирует и принимает все судьбоносные решения. Это как бы законодательный орган.

Есть исполнительный орган — совет амуты. В него входят три человека — Игорь Дайхин, Сергей Поляк и Роман Ратнер. Инициатором создания батальона был я, и я же был избран председателем этого совета. Игорь и Сергей — члены совета. Мы трое — это оперативное руководство амуты «Батальон «Алия».

Теперь, что касается финансов. По уставу нашей организации на всех её чеках, должны стоять две подписи и печать. Одна подпись председателя совета, другая — одного из членов совета. Так сложилось, что чаще всего вторая подпись — это подпись Игоря Дайхина.

Далее. Уже несколько лет я делегировал право своей подписи Ирине Петровне Холодковой — моей тёще, — оформив это строго по израильскими законами. Это означает, что абсолютно на всех документах, требующих моей подписи, может стоять её подпись с полной моей ответственность. Почему так это сложилось? Обычно несколько дней в неделю я мотаюсь по всей стране (благо она небольшая). Скажем, совсем недавно я по несколько дней в неделю проводил в пустыне в тренировочном лагере. Потом на меня сразу наваливаются документы и по моему собственному бизнесу и по батальону и всё в деталях надо держать в голове. А так основные вещи я контролирую, но масса мелких дел — я отдал их на ответственность Игоря и, тем не менее, на свою, так за подпись поставленную Ириной Петровной на документах батальона ответственность несу я.

При этом она не является ни членом совета амуты, ни учредителем и не может единолично пускать в делопроизводство ни одного документа нашей амуты: ни класть какие–то деньги на счет амуты, ни снимать их.

Я в курсе всех дел, и в то же время не тону в мелких деталях и относительно свободен от этой рутины. Ни Ирина Петровна, ни Игорь Дайхин не получают никаких денег в амуте «Батальон «Алия».

Ещё об участии моей тёщи. Она — владелец консалтинговой компании. В начале нашей деятельности почти в течение года она заметно помогала нам финансово. Мы не покупали ни оргтехнику, ни принтеры, ни компьютеры, ни факс–машины, ни бумагу наконец, ни кнопки–скрепки… Мы не платили рент, не оплачивали ни телефонные линии, ни мобильную связь… все это было за счёт её компании, а точнее за её счёт.

После публикации в «Русском Израильтянине» она нас попросила снять отдельный офис, тем более, что по финансам мы уже могли себе это позволить. Что мы и сделали. И наши текущие и основные финансовые затраты сейчас заметно выросли. Мы вынуждены были закупить, хоть и в минимальном количестве, всё необходимое оборудование. Часть, правда, нам подарила Ирина Петровна. Тем не менее мы около 20 тыс. долларов вынуждены были «вбухать» в офис ни за что ни про что. И вы хотите, чтобы я сейчас пришел к ней и сказал: «Всё Ирина Петровна, я больше не могу доверять вам свою подпись, потому что кого–то это смущает». Я так поступить не могу. Тем более, что она болеет душой за батальон так же как и мы. Всё. На этом считаю, что вопрос исчерпан. Кому не нравится — могут писать жалобы в «общество защиты сексуальных меньшинств» — извините за шутку.

Более того, кроме Игоря Дайхина, любой финансовый документ попадает в моё поле зрения, так как третий элемент, делающий документ дееспособным — печать — находится только у меня.

А то, что мы якобы платили ей рент за съём офиса — мы даже по закону этого не могли делать. Так как в протоколе №1 заседания амуты перечислены все статьи, по которым мы можем тратить деньги. И там даже не была предусмотрена такая статья расхода как рент помещения.

Теперь несколько слов об участии в делах батальона моей жены. Она исполняет несколько функций: пресс–секретарь, бухгалтер, секретарь–делопроизводитель. Все это делает она одна и получает одну заплату в 3,5 тыс. шекелей в месяц².

Благодаря её усилиям, хотя и не только её, в мире появилось 90 статей и 15 телерепортажей.

— (РР) Арифметика правильная, но в реальности всё выглядит несколько по–другому. Есть активные ребята, которые ездят на дежурства каждую неделю. Есть — кто появляется очень редко. А есть и другие обстоятельства. Например Южная рота в январе, феврале и марте — они массово никуда не ездили, потому что в их зоне нет подготовленных поселений. Их работа сейчас — подготовка поселения. Что туда входит? Наиболее трудоёмкая и ответственная часть — это обследование местности, выявление нелегальных путей проникновения в поселение. Это нелёгкая задача. Если бы в нашем распоряжении были вертолеты, мы смогли бы эту работу сделать в течение недели. А так нам приходится своими ногами обойти–облазить все окрестности. Местность, как правило, очень непростая. Холмы, которые террасами высотой в полтора–два метра спускаются в узкие ложбины. Террасы усеянными валунами, обросшими травой и мелким кустарником, окрестные холмы вздымаются–опускаются, образуя так называемые «вади». Это система связанных между собой лощин между холмами. Они образуют сложный лабиринт путей, которые как паутиной охватывают большую территорию вокруг поселения и как бы соединяют территорию поселения с окрестными арабскими деревнями. В чём опасность таких путей–вади. Дело в том, что сверху как правило вади не видны, так как крутизна уступов внизу больше, чем вверху и дно–вади скрыто от глаз человека, стоящего наверху. Получается, что вади — это естественные скрытые пути, соединяющие арабские деревни с поселениями. Задача в том, чтобы обследовать такие пути, выделить из них наиболее опасные и организовать наблюдательные пункты и маршруты дежурств наших охранников так, чтобы иметь возможность перехватить террористов не дай Б–г не в поселении, где они уже могут успеть сделать своё чёрное дело, а на подступах к нему. Причём такое дежурство ночью, да без приборов ночного видения, я уже говорил, дело отнюдь не безопасное. Это заставляет нас так тщательно, как только мы можем проводить подобные обследования. Нельзя забывать, что цена — это жизнь человека.

— (ИМ) Я говорил с руководителем совета безопасности поселений Йеша. Он сказал, что они знакомились с тем, как организована охрана поселения Офра и считают её практически идеальной.

— (РР) Поэтому есть активная часть батальона, есть пассивная. И отдельная история с охраной Старого города и Стены Плача. Те вообще не ездят никуда. Все объекты рядом.

— (РР) Батальон состоит из четырёх рот. Рота «Север», «Центр», «Юг» и рота «Иерусалим». Количественный состав рот разный. Там где еще идет только подготовка, там рота маленькая. Может быть всего 10–20 человек. Ещё зависит от того, где они несут службу. Рота состоит из взводов и далее отделения. Всё как армии. Есть штаб батальона. Есть подразделение разведки.

— (ИМ) Да. Какое–то время назад было принято решение о создании общественного совета, который на принципах независимости мог бы вести инспекционный контроль деятельности батальона. Это касается не только финансов. Мы имеем дело с деятельностью, которая связана с риском для жизни. И тщательность и даже щепетильность здесь необходимы. Общественный совет был создан из известных в нашей общине людей. Это Лев Овтищер, которого вам представлять не надо.

— (ИМ) Да, либо то, либо другое, хоть есть и немало исключений из этого правила. Второй член совета — бывший узник Сиона из Ленинграда Давид Черноглаз. И третий член — это я.

На первом заседании мы, так же как, примерно, делаете вы сейчас только детальней, заслушали отчет по практически всем аспектам деятельности батальона. В том числе и финансовые вопросы. Получили информацию и об общем количестве собранных на тот момент денег и о планах их использования.

— (ИМ) Мы не проводили выборы, но сейчас я, номинально, как бы координатор нашей работы с батальоном. Я продолжу. В течение почти 5 часов мы провели допрос по всем аспектам затронутым в статье Петра Люкимсона. Получили ответы на все наши вопросы и сочли возможным утвердить с положительной оценкой деятельность амуты на данном этапе. Приняли решение проводить подобный анализ один раз в год с отчётом руководства батальона. Конечно, мы не являемся финансовыми контролёрами, но, как общественники, мы хорошо понимаем это дело. Лев Овтищер был членом президиума Сионистского форума, и перед ним прошло очень много всяких дел. Так что он имеет заметный опыт в анализе деятельности подобного рода. На данный момент мы не нашли ничего, что могло бы вызвать какие–то сомнения. И у нас нет никаких претензий к тому, как они ведут дела своей амуты–батальона. Наоборот, мы считаем, что надо поддержать деятельность батальона. И, безусловно, разумно иметь некую контролирующую инстанцию, но надо различать между контролем и удушением.

Более того, мы прекрасно понимаем огромную значимость батальона не только как подразделения, поддерживающее наше (еврейское) присутствие на наших землях, но и вносящее существенный вклад в национально–патриотический сионистский дух народа.

— (РР) Я вам отвечу так. Именно сейчас мы с Марком Галаем приехали на эту встречу с вами из пустыни, где уже четвёртую неделю наши мужики, которым уже не по 18 лет, восстанавливают свою боевую форму. Это, чтобы не путали, не курс молодого бойца. ЦАХАЛ специально для нас создал курс, которого раньше не было, специальный курс переподготовки для батальона «Алия». Мужики там вкалывают с 6 утра до 11 вечера. И не зависимо от того нравится им то, чему их учат или нет, они выполняют все не ниже чем на «хорошо». Почему они это делают?

Сделаю небольшое отступление. Мы сейчас освобождаемся от мусора, который к нам по дороге прицепился. Это случайные люди, которые по разным причинам хотели поймать кайф и по недоразумению попали в наш батальон, несмотря на наше собеседование, знакомство. У нас остаются люди, которые понимают, что в Иудее, Самарии и Хервоне они защищают всю страну: и Ришон, и Реховот, и Тель–Авив. Это, что называется, крупными мазками. Кроме того, у каждого есть и свои личные мотивы, я так думаю. У нас очень много афганцев, очень много людей, прошедших чеченскую компанию, очень много офицеров прошедших школу боевых действий в условиях реальной войны.

Теперь о национальном составе. Когда была присяга: 50 на 50 было евреев и христиан. И присяга проходила у кого–то на Торе, у кого–то на христианской Библии, но все эти люди большие сионисты, чем очень и очень многие коренные израильтяне, я уже не говорю о левых экстремистах типа «Шалом ахшав». Это настоящие сионисты, это люди, которые добровольно пошли защищать Израиль и делают это от чистого сердца. Это ведь не так просто отработать неделю, а потом сесть и поехать охранять поселение за тридевять земель, с опасностью для жизни провести на ногах всю ночь.

— (РР) В начале церемонии командиром базы было объявлено, что начинается Церемония принятия присяги Батальоном «Алия», что было приятно и почётно.

— (РР) Несомненно. Сейчас можно сказать, что мы смогли доказать армии, что мы оправдываем выданным нам кредит доверия.

— (ИМ) Я не могу не вмешаться, чтобы не прошло мимо Вашего внимания, какую огромную работу проделал Роман. На начальной стадии была полная беспросветность. Первые шаги были встречены полным непониманием, полным отчуждением: «Что вы? С какой стати? Кому вы нужны? У на всё «беседер» и без вас…» Это была огромная работа. Напряжение каждой встречи… И когда армия убедилась в ценности предложения и пошла навстречу — вот это была настоящая победа. И теперь всякие израильские люкимсоны с американскими плаксами могут плескаться в своих лужах сколько им захочется. Конечно, они мешают, путаются, но это сейчас уже не более, чем паутина на солдатской тропе. Б–г им судья.

— (РР) Да, но есть ещё одна особенность. Их, как резервистов, не будут раскидывать по воинским частям, они пойдут служить одним подразделением.

— (РР) Скажем, я майор, но для израильской армии и любых других организаций мой военный опыт ничего не значит, так как я не представлен в армейской базе данных. Что бы, кому бы я не говорил о своём опыте — это только разговоры, так как запрос в израильской армейской базе данных говорит, что среди людей военных такого человека нет.

Теперь у меня есть запись о том, что я прошел специальный курс, отношусь к боевым частям и могу использоваться в случае войны как боец этих частей. Это первое. То же самое записано и у всех остальных. Разница только между мной и другими в том, что им до 35 лет, а мне 42. И для меня сделали исключение. И ещё одно. Такое тоже случилось впервые. Меня взяли советником в управление боевой подготовки воздушно–десантных войск Израиля. Нигде, кроме Израиля такое не могло произойти — взять иностранного специалиста на такую должность — это из ряда вот выходящий случай.

— (ИМ) И проверяли Романа перед тем как принять это решение со всех сторон.

— (РР) У нас с Йосефом есть общий знакомый полковник Гева Р., человек который пользуется в армии высочайшим уважением. Он со мной как с маленьким ребенком ходил из кабинета в кабинет и решал вопрос с моим определением в армии, приезжал на базу в пустыню, для того чтобы договориться с начальником школы о сокращении для меня времени обучения. Говорил ему: «Ну чему вы можете его научить?» Потом он провел меня по всем процедурам оформления на упомянутую должность.

— (РР) Нет, я не штатный офицер, я гражданский человек, имеющий статус резервиста и армия по мере необходимости может использовать меня в этой должности. И последняя новость, о которой мало ещё кто знает. Меня приписали к воинской части, дислоцированной в Газе, точнее к командиру бригады в Газе.

— (РР) Мы хотим, в конце концов, создать надежную сеть охраны поселений с тем, чтобы наши люди могли оставить основную сейчас работу и заняться исключительно охраной поселений, как профессиональной деятельностью с государственным финансированием. И то, что сейчас наши ребята в армии, позволяет надеяться на то, что мы сможем рано или поздно поставить два–три поселения на такой профессиональный статус. Потом мы хотим создать кадетскую школу.

3. Участие в Гражданской гвардии, которая занимается охраной городов. Они получают оружие, некоторые используют полицейскую форму. Гвардейцы ходят на работу, а в свободное время патрулируют улицы своих городов. В 27 городах наши люди постоянно участвуют в такой деятельности. В Иерусалиме есть отдельное подразделение, которое патрулирует Старый Город и в ближайшее время будет патрулировать Стену Плача.

— (РР) Да. Кроме этого (4) намереваемся создать школу подготовки молодых ребят. Начать хотим с русскоязычных ребят в возрасте 17–18 лет.

5. И последнее — пропагандистское направление, которое ведет моя жена. Почти 100 публикаций о батальоне — это в первую очередь её заслуга. Главное в этом направлении — пропаганда нашей позиции.

Это всё в рамках акции, которая идет под лозунгом «Алия против террора».

Всё это занимает, конечно, уйму времени. Все наши ротные одновременно участвуют во всех проектах. Я не говорю, что это кроме их основной работы… Деньги, которые приходят из Америки, направляются, в частности, им для компенсации текущих расходов (телефон, бензин, амортизация, какие–то элементы спецодежды). До этого люди работали не только совершенно бесплатно, но и тратили свои кровные на наше общее дело. Сейчас мы как–то пытаемся это компенсировать. С моей точки зрения — это очень благородное поведение с их стороны. Потому они и были невероятно возмущены статьёй г-на Люкимсона.

Заканчиваем встречу. Роман — совсем другой человек. Раскован, дружелюбен, глаза из официально-командирских превратились нормально-еврейские. Иосиф Менделевич неизвестно откуда достаёт свою книгу «Операция «Свадьба» о героических тюремно–лагерных годах своей жизни и дарит её мне. Я обещаю подарить свою, когда выйдет.

Мы едем на встречу с Ларисой. Оказалось, что Лариса — это Лариса Герштейн, ни много ни мало, заместитель мэра Иерусалима.

По дороге встречаемся с Сергеем Литвиновым, танкистом, в прошлом подполковником Советской армии.

Итак, мы в центре Иерусалима на улице Янай 6 в штабе объединения «Исраэль Бейтену», лидером которого является Авигдор Либерман, а председателем центра партии — заместитель мэра Иерусалима Лариса Герштейн.

¹ Иосиф Менделевич — легендарный человек. Он — один из участников «самолётного дела», не отступивший ни на йоту от своих убеждений за почти 11 лет советских тюрем и лагерей. Свою тюремную одиссею он описал в замечательной книге «Операция «Свадьба».

Многие из нас должны низко поклониться всем участникам «самолётного дела», так как волна эмиграции второй половины 1970-х годов стала возможной именно благодаря их героическому поступку и стойкости в заключении. Напомню, что двое из этой группы (Марк Дымшиц и Эдуард Кузнецов) первоначально были приговорены к расстрелу. — Прим. ред.

² По израильской статистике на начало апреля с.г. средняя зарплата по стране немногим больше 7 тыс. шекелей в месяц. Наиболее высокооплачиваемые работники — программисты и старшие госслужащие. У них зарплата в окрестности 16 тыс. шекелей в месяц. — Прим. авт.