«Горстка верных бойцов…»
Интервью со Шмуэлем Мушником¹

Шмуэль Мушник с сыном.

Насколько я понимаю, официального автобусного маршрута Иерушалаим–Хеврон не существует. Автобусы едут до Кирьят Арба, но известно, что некоторые из них заезжают в Хеврон. Мы садимся с Аней на автобус на улице «Дэрэх Хеврон» в Талпийот, недалеко от её школы. Я обращаю внимание, что шофёр в кипе, религиозный, и в который раз думаю, что быть шофёром и возить людей по территориям Йеши — уже означает быть правым или религиозным, а скорее всего и тем и другим.

Пока мы едем по туннельной дороге, я вспоминаю, как несколько дней назад мы были в семье наших друзей, к которым на Песах приехал из армии сын. Когда, сменив униформу на домашнюю одежду, он присоединился к семье за столом, я понял из его разговора с братьями, который вёлся на смеси иврита, английского и испанского, что он недавно служил в Хевроне. Это меня очень заинтересовало, так как история убийства Нати Озери и выселения его вдовы и детей с «Высоты 26» была ещё у всех на устах. Однако только не следующий день, перед самым уходом, я решился вызвать его на разговор и задать несколько, возможно, некорректных вопросов.

— Попытаюсь, — согласился он.

— «Высота 26», — пытается что–то припомнить мой собеседник, его лицо краснеет, и я чувствую, что доставляю ему неудобство своим вопросом. — Очень знакомое название. Мне кажется, мы охраняли дорогу к этой высоте, чтобы туда никто не проник. Впрочем я не уверен. Что же касается твоего вопроса, то это очень тяжёлая ситуация, но приказ есть приказ, как бы тяжело не было его выполнять. Как правило, непосредственно разрушает форпосты и выгоняет поселенцев полиция, и именно у них возникают конфликты с поселенцами, драки. Мы — совершенно другое дело. В полицию люди идут по выбору, в армию — призываются. Была пара случаев, когда, выселенные из своих бараков поселенцы, на следующий день угощали нас сладостями, чтобы показать, что они не обижаются на нас. Поселенцы понимают, что приказ есть приказ, их дети тоже служат в армии и тоже иногда вынуждены выполнять приказы, которые им не по душе. Что поделать, хотя я признаю, что это очень тяжёлая для всех ситуация.

— Были такие резервисты, которые отказались служить на территориях, хотя пресса раздула всё до неузнаваемости. И этих резервистов, действительно наказали не строго, но их отделение расформировали, и каждый из них заслужил всеобщее презрение солдат и офицеров в том отделении, куда он попал. В армии дисциплина очень важна, в этом сила армии.

Видя, как моему собеседнику неловко обсуждать эту тему, я закончил разговор…

Подъехав к Кирьят Арба, мы выясняем, что автобус дальше не идёт. Выходим на небольшой площади, перед прямым отрезком дороги, ведущей из Кирьят Арба в Хеврон, и покупаем цветы.

— Пойдём пешком, — предлагает Аня.

— Давай сначала проголосуем, может кто–то подвезёт, — отвечаю.

Через несколько минут останавливается небольшой грузовичок, и молодой парень в большой вязаной кипе, по виду рабочий, соглашается довести нас до «Мэарат аМахпела» («Пещеры Праотцев»). Дорога занимает не больше пяти минут. Мы едем молча по той самой дороге, по которой в шаббат евреи идут пешком из Кирьят Арба в «Мэарат аМахпела» на молитву.

Подъехав к центру Гутника возле Мэарат аМахпела, парень останавливает машину и поворачивается к нам, смотрит внимательно в глаза, говорит: «Вы удостоились права посетить «Мэарат аМахпела», и исчезает из нашей жизни, возможно, навсегда.

Мы выходим из машины и переглядываемся — что это за парень, и почему он говорит такими словами?

Решаем навестить Шмуэля перед посещением «Мэарат аМахпела».

— Давай снова голосовать? — предлагаю я.

— Отсюда буквально два шага до Бейт Хадасса — говорит моя дочь, — Йала! Пошли!

Миновав пост охраны, мы идём по арабской улице с пустыми витринами магазинов, забитыми досками. Держа наперевес фотоаппарат и сотовый телефон — за отсутствием других средств самообороны — мы подходим к кварталу «Авраам Авину», где улица немного изгибается вправо. На углах с обеих сторон дороги стоят посты охраны. Солдаты, закрытые мешками с песком и маскировочными сетками, переговариваются между собой о том, кто в какой шаббат едет домой. Я чувствую себя почти первооткрывателем, передвигающимся тропой по опасным джунглям, но вдруг замечаю, что на кроме солдат охраны то здесь, то там мелькают еврейские дети (мальчики в ермолках) лет 8–10, играя в те же самые игры, в которые играют любые дети их возраста.

Так мы подходим к посту возле «Байт Хадасса» и, обменявшись приветствиями с солдатом, идём к квартире Шмуэля. В семье Мушников все заняты — идёт подготовка к шаббату. Анна протягивает Нехаме, жене Шмуэля, цветы. Садимся за стол.

Я спрашиваю Шмуэля о Нати Озери.

— Трудно говорить о человеке, которого знаешь. Озери был человеком абсолютно преданным делу еврейского народа, идее освоения еврейской земли, и за это дело, за эту идею он готов был пострадать. Он преподавал одновременно сельское хозяйство и иврит в школе–ешиве в Кирьят Арба. У Кирьят Арба имеется большая территория, часть из неё обнесена забором, а часть нет. Так вот Нати Озери сначала жил со женой и пятерыми детьми в караванах внутри забора, а потом ему показалось этого мало и он обосновался на «Высоте 26», тоже на территории Кирьят Арба, но теперь уже за пределами забора. Не нужно говорить, что это очень опасно, люди уже пытались там обосноваться раньше.

— По прямой это меньше километра, но дорога петляет в горах, и по дороге ехать получается, наверно, вдвое дальше. Семья Озери жила там и обрабатывала землю, не имея электричества, не имея проточной воды.

— Нет. Натанeль был душевным человеком, у него была особенная душа. И люди тянулись к нему. Приходили, помогали работать на земле. Вокруг него образовался кружок поселенческой молодёжи, из тех, кого называют «ноар агваот» (дословно, молодёжь холмов), у него был очень большой авторитет.

— Как правило на холме с ним всегда было ещё несколько парней. В тот вечер, когда на холм напали террористы, у Нати в доме были два студента ешивы, и это, кстати, они убили террористов, не армия. Нати открыл дверь и бросился на первого террориста, чтобы защитить свою семью.

По контрасту я всегда вспоминаю два других случая. Один левак гулял в Иерусалиме, в парке, со своей подружкой, студенткой, которая вела какой–то форум на Интернете. Когда на них набросились арабские подростки, этот парень убежал, а его подружку закололи. Аналогичный случай был в левом киббуце Мецер. Мужчина гулял с подругой, а когда появились террористы, он просто убежал. Я не хочу сказать, что все левые — трусы, а правые — храбрецы. Трусы попадаются и здесь и там. Но я хочу сказать, что из–за преобладания левых в политике, в средствах массовой информации, в системе образования в Израиле десятилетиями насаждался культ трусости. Это происходило под флагом «мирного процесса», который по сути ничем не отличается от флага европейских пацифистов, тех, которые допустили к власти Ленина, а потом Сталина в России — и мы знаем, к чему это привело, те, которые выступали против открытия второго фронта во время Второй мировой войны. Помните известное письмо английских студентов, которые писали, что «не готовы умирать за корону». Потом, когда на них стали падать бомбы, многие из них, по словам Черчилля, смертью искупили свою вину.

Сейчас в израильской прессе, по радио и телевиденью культивируется трусость, идеология обратная идеологии времён ПАЛЬМАХа². Выдохлась наша публика.

Нати Озери без оружия бросился на вооружённых террористов. Студенты ешивы схватили свои Узи. Одного из террористов они убили, другого ранили. Наутро следопыты нашли его по следам крови и открыли по нему огонь. Один полицейский говорил потом, что террорист уже валялся там дохлый, но они правильно сделали, что стреляли — зачем на себе проверять жив он ещё или нет. После этого наша дорогая власть преподнесла подарок террористам — дом Озери был снесён, а его вдова с пятерыми детьми изгнана из него посреди ночи. Не дали даже вещи собрать.

— Они может быть и вправду сначала ничего не знали — у них ведь не спрашивали разрешения на эту операцию. Я думаю, что приказ шёл через Шарона, Мофаза. Я вполне допускаю, что ночью, когда это произошло, они действительно ничего не знали, но скажем, утром, по дороге на работу, они услышали об этом по радио. И что они предприняли? Ничего, я считаю, что реакция правого лагеря должна была быть круче.

— Люди пытаются проникнуть туда, устраивают демонстрации. Но дорогу к высоте охраняют, а арабы тут же доносят в полицию, если заметят евреев, направляющихся к высоте. Так что армия здесь тесно сотрудничает с арабами. Были уже и демонстрации, и стычки с полицией, и рукоприкладство. Это уже не первый подобный случай в Йеше, и чаще всего власти сдавались.

Есть такая интересная вещь: то, за что народ Израиля боролся, остаётся в его руках. А то, что доставалось легко, как подарок, не не задерживается. «Легко пришло, легко ушло». Йеша после Шестидневной войны, как с неба нам свалилась, эта победа не была пропитана кровью. Любавический ребе говорил: «Не знаю, сможете ли вы эту землю удержать, слишком легко она досталась».

— Никакую войну нельзя назвать лёгкой, но по сравнению с другими войнами Израиля, она была очень лёгкая. Во–первых, гражданское население фактически в ней не участвовало. Во–вторых противник был уж больно глупый. И, тем ни менее, эта лёгкая победа стала переломным моментом. До Шестидневной войны старая элита, которая задавала тон в обществе — со всем своим глупым социализмом — при всём этом они заселяли страну, строили её. Это была тогда всё ещё созидательная сила. После Шестидневной войны они постепенно отходили ото всего положительного и жизненного. Иудаизм они выбросили из своего обихода ещё в начале ХХ века. Что осталось ещё с положительной точки зрения — национализм, земля и тому подобное. Дальновидные люди уже тогда понимали, что эта государственная машина когда–нибудь полностью лишится духа и будет работать какое–то время по инерции. Сейчас она уже и работать практически перестала.

После Шестидневной войны начинается превращение элиты действующей, борющейся, готовой вести за собой народ, в декаденствующую олигархию, смыслом жизни которой является гедонизм — поиск комфортной, лёгкой жизни и наслаждений³. Поэтому оказалось возможным возникновение такой партии как «Шинуй». У рабочей партии, «Аводы», ещё есть какая–то память об отцах–основателях государства — то, что они эту память глубоко закопали и что она превратилась в посмешище, это другое дело. Посмотрите на типичного «пролетария» партии «Авода» доктора Иоси Бейлина, который не так давно перебежал из «Аводы» в «Мерец». Это те ещё рабочие. В «Сказке о тройке» Стугацких, острой сатире на советскую власть, один герой написал диссертацию на тему «Профсоюзная деятельность на мыловареном заводе им. Первых пионеров». Так вот господин Бейлин стал «доктором Бейлиным» обогатив мировую науку диссертацией на тему «Внутрипартийная борьба в партии «Авода» в 70–е годы». Такие люди составляют «рабочий актив» партии «Авода». На самом деле освобождение партии «Авода» от пролетарской демагогии и фразеологии уже произошло, как, впрочем, и освобождение от всякой идеологии. Раньше они хоть носились с идеями «Нового Ближнего Востока», развития экономики и создания «нового израильтянина» вместо старого еврея. Помните, как в бывшем Советском Союзе создавали и таки создали «нового советского человека». Идея «нового израильтянина» — это была хоть какая–то идея, а сейчас и этого нет — пустота.

Нати Озери — в данном случае я говорю об образной личности — заметно возвышается над этой пустотой, и она, пустота, никогда этого не простит. Отсюда возникает совершенно патологическая ненависть к тем, кто возвышается над пустотой, кто несёт в себе печать избранности, ненависть со стороны тех, кто всячески хочет быть принятым в этот содомский карнавал. Был один болтун на радио, который при Бараке занимал короткое время пост генерального директора в министерстве иностранных дел. Так вот он говорил, что футбольный чемпионат — это великое духовное явление, и возмущался, что «мы даже не являемся частью этого всемирного карнавала!» Некоторые совершенно серьёзно говорят о зарождении новой всемирной футбольной религии. Людям с этим уровнем мышления нам приходится противостоять. Они не могут простить, что кто–то готов бороться и даже жертвовать своей жизнью во имя более высоких идеалов.

— К сожалению, это не новое явление. В эпоху Маккавеев среди евреев были так называемые «митъявним», элинизаторы. Евреи, которые выступали против еврейской традиции и против еврейских интересов. Сказано в одной из книг Маккавеев, что все наши беды пришли с тех пор, как мы оторвались от народа. Сегодня тоже нам пытаются навязать пост–модернистскую культуру, напоминающую эллинизм, очень блестящую сверху, но гнилую внутри.

— И обижаться, по большому счёту, нам не на кого, вся эта муть идёт изнутри. Всегда была среди евреев группа людей, которая пыталась увести народ от традиции: реформаторы в Германии, евсекция в Советском Союзе... Но, насколько мне кажется, в древние времена это было меньше распространено, возможно, что окружающий мир никогда не был таким привлекательным для евреев, как последние два века.

— И так же как все хотим поставить над собой деспота. В нашей истории это началось с того момента, когда евреи пришли к пророку Шмуэлю и потребовали царя, как у других народов. Шмуэль им отвечает, что нам не нужен царь, у нас есть закон Торы. У царя всегда будут какие–то свои личные интересы, он будет забирать ваших жён, отправлять ваших детей на войну… Кто–то из комментаторов решил, что Шмуэль не соглашался сначала из–за личного отношения к Шаулю. Но это не так, Шмуэль любил Шауля, переживал за него после того как Шауль согрешил. Дело тут не в личных качествах или личных привязанностях. Дело в том, что евреи захотели царя, как у всех народов. Они решили, что лучше царь — пусть деспот, пусть тиран — чем «самобоярщина». Поэтому, мы не так далеко ушли о тех людей в России которые сейчас стали вспоминать Сталина, «при котором был порядок», или от арабов в Ираке, которые попрыгали–попрыгали, посвергали статуи Саддама Хуссейна, поворовали, пограбили, а через некоторое время станут вспоминать какой был порядок при Саддаме.

Требование «царя как у всех народов» означает, что евреи хотели не духовного лидера, который тянул бы их вверх, а тирана, который бы их защищал от внешнего врага, следил за порядком и всё.

— Если человек в душе раб, то когда у него появляется возможность стать свободным, он предпочитает оставаться рабом у своего земного господина. По закону Торы в этом случае ему прокалывают ухо, чтобы было видно, что он раб по собственному желанию. Почему бы и нет. Хозяин кормит, даёт в жены другую рабыню, не надо ни о чём заботится, нет ответственности ни перед собой, ни перед Г–сподом. Чем плохо быть рабом?!

В современном мире подобные «рабы» узнаются по красивым лозунгам или по совершенно невероятным выдумкам, которыми они оправдывают своё рабское поведение. Я вспомнил об этом когда Барак в Кемп–Дэвиде преступил очередную красную черту, предложив Арафату часть Иерусалима. Один из «рабов» писал тогда в газете «Маарив»: «Ой, как было бы хорошо вернуться сейчас в Иерусалим — город с интернациональным духом, как это было при британском мандате, чтоб там были салоны, в которых могли бы встречаться интеллектуалы со всех сторон».

То есть люди скучают по британскому мандату, позабыв о погромах, о бесконечных комендантских часах, о колючей проволоке, об отважной борьбе «Эцель» и «Лехи», о предательстве англичан, которые получили мандат для создания еврейского национального дома, а на самом деле были на стороне арабов.

Мне это напоминает уже совсем комичную историю, как одна бабуся приехала в Израиль, и вдруг её охватила страшная ностальгия по России: по длинным закатам, по пению комаров, по «не слышны в саду даже шорохи…»Тут ей кто–то говорит: ”А как же пьяницы?» А она, перейдя на крик: «В России пьяниц нет!» Вот так и наши левые вдруг «вспомнили», как хорошо было при британцах, какие–то «интеллектуальные салоны» выдумали.

Это очень трудно — выдавливать из себя раба. Вот Нати Озери рабом не был, он был свободным и гордым человеком. А многие наши лидеры, даже боевые генералы, в душе остались рабами.

— Даже если Шарон маневрирует, даже если он великолепный тактик, он должен понимать: во–первых, что даже говорить о создании палестинского государства на территории Израиля нельзя, а во–вторых, что подписывать какие–то договоры с арабами бессмысленно. Для мусульман договор с «неверными» не имеет никакой силы и может быть нарушен, когда это им выгодно.

— Во время подписания Осло кто–то из историков собрал данные за большой промежуток времени по поводу выполнения соглашений, подписанных арабами между собой, и показал, что ни одного (!) соглашения не было выполнено. Ни одного! Но левые никого не хотели слушать, они же самые прогрессивные, самые интеллектуальные. Помните как Южный и Северный Йемен подписали во дворце царя Хуссейна договор о вечной дружбе и мире. Торжественные церемонии, арабские поцелуи и объятия. Договор подписан вечером — танковые бои начались наутро, и Северный Йемен исчез с карты земли⁴.

— Я не в восторге ни от одной партии. Партии давным–давно ничего положительного не дают. В лучшем случае они могут поддерживать то, что происходит внизу. Во всём мире набирают всё большую и большую силу негосударственные движения и неформальные организации. То, что зарождается здесь, в Иудеи и Самарии — неформальные группы, подобно группе учеников Нати Озери, система образования, которая воспитывает в молодёжи любовь к земле Израиля, военизированные ешивы — это сила. Конечно, есть много проблем, но на земле без проблем невозможно.

— Да. Рав Кахане был большим мыслителем. Его хотят представить как такого сумасшедшего радикала, но он очень трезво смотрел на вещи и видел куда мы идём. Может быть его политические шаги оставляли желать лучшего, но это никак не дисквалифицирует сами его идеи.

— Его желание быть в Кнессете, создание одного узкого движения — может быть это был не самый лучший путь. Трудно сказать. Иногда у человека больше силы и воздействие его сильнее, когда он не в Кнессете, и когда он не ограничивает себя одной партией…

Шмуэль обещает подвести к Пещере праотцев, но перед уходом мы заходим на несколько минут в музей истории Хеврона, организованный Шмуэлем в Бейт Хадасса. Не ожидая ничего сверхъестественного от названия «музей», мы открываем дверь в помещение на первом этаже «Бейт Хадасса» и… оказываемся внутри картины Шмуэля, в помещении, где всё вокруг является творчеством художника: расписанные стены и потолки, фотографии на стекле, подсвеченные с обратной стороны, вечный огонь… Здесь, в этом прекрасном мире, созданном рукой гениального художника, храниться память о евреях погибших и пострадавших во время погрома 1929–го года, о мужественных людях, которые отважились жить на еврейской земле, ставшей логовом врага во время британского мандата. Это необычный музей, он не известен как «Яд ва Шем», его не посещают тысячи израильтян и туристов. Это музей еврейских героев, созданный любящими руками их последователей. Остаётся только надеяться, что подобной памяти удостоятся и современные еврейские герои, погибшие от рук террористов, такие как Нати Озери, чтобы молодёжь училась на их примере как подобает жить и умирать еврейскому герою.

Я вспомнил слова Ленни Голдберга: «Как пали герои! Натанель (Нати) Озери, человек Торы и полей, был убит в Ту–Бишват — новый год деревьев. Нати был первым, кто обосновался на «Высоте 26», вырвавшись из заборов ограждений еврейских поселений Иудеи и Самарии, напоминающих гетто, и ставший лидером молодёжи поселений, так называемой «Ноар агваот» («молодёжи холмов»). Молодые люди приходили, чтобы услышать слова Торы и силы из уст истинного учёного–воина, которому было тогда всего 34 года. Его смерть оставила сиротами тысячи молодых людей. Он хотел совершить духовный переворот в Израиле, вырастив поколение бесстрашной молодёжи холмов, которые не побегут ни от арабов, ни от израильской полиции или солдат. Он жил и умер на холме, известном как «Высота 26», между Хевроном и Кирьят Арба, в окружении арабских домов, находящихся всего в нескольких метрах от его дома. Он имел мужество жить так годами…

Нананель Озери был похоронен на древнем еврейском кладбище в Хевроне. Не он хоронил своих родителей, а они его. Осталась жена Ливнат с пятерыми детьми в возрасте от полутора до 11 лет: Натит, Давид, Херут, Йонатан и Йегуда.

Шмуэль подвозит нас к «Мэарат аМахпела». Там мы прощаемся. На площади перед «Мэарат аМахпела» мы с Аней проходим через проверочный пункт, поднимаемся по лестнице, и уже внутри проходим через другой проверочный пункт. Один из солдат вдруг обращается ко мне по–русски. Мы знакомимся.

— Ты и читаешь по–русски? — Спрашиваю я его.

— Нет, но мой друг читает.

Он зовёт другого солдата. Тот подходит. Поздоровавшись, я предлагаю ему несколько номеров «Спектра».

— Что это за журнал? — спрашивает он. — Что–нибудь религиозное?

— Пожалуй, что да, — отвечаю.

— Нет, спасибо, — говорит солдат. — Религиозную литературу не читаю.

Мы идём с Аней вглубь помещения…

«Праотцы мира, возлюбленные Всевышнего, как можете вы отдыхать в ваших могилах, когда мы, надеющиеся, истощены и нет нам покоя?»

Слова молитвы.

Я сегодня стою у пещер Праотцев
Там, где жили, а после познали отраду
Авраам, наш отец, с ним Ицхак, Яаков,
Где ворота, ведущие к Райскому Саду.

Я стою там где времени кончится бег,
Где сегодня война не за жизнь, а за души.
На последнюю битву идёт Амалек,
А у Райских ворот дремлет страж равнодушный.

Только горстка бойцов, горстка верных бойцов
Не проспит, не предаст, не отступится прежде,
Чем вернёт нашу честь и наследье отцов.
Сам Г–сподь возлагает на них все надежды.

Только битве жестокой конца не видать.
И редеют бригады отважных героев.
«Праотцы, как в гробницах вы можете спать —
Истощаются силы и нет нам покоя».

Поднимись, Авраам, и шатры возведи,
Пусть огонь милосердия в них возгорится,
Чтоб вернуться смогли все кто сбился с пути,
Ибо в каждой душе есть от Б–га частица.

Пусть Ицхак нам о жертве своей говорит.
И научит быть верными Б–жьему делу,
Силе духа упорно идти до зари,
Если мраку ночному не видно предела.

Яаков, с Сатаной ты бороться посмел,
Без борьбы этой нынче ни дома, ни крова.
Научи закрываться от вражеских стрел
Оставаясь открытым для Б–жьего зова.

¹Шмуэль Мушник — художник, житель Хеврона, в прошлом москвич. — Прим. авт.

²ПАЛЬМАХ — вооружённые отряды еврейской самообороны, организованные на территории Палестины ещё до провозглашения государства Израиль. — Прим. ред.

³Гедонизм (греч. hedone — удовольствие, наслаждение) — направление в этике, утверждающее наслаждение, удовольствие как высшую цель и основной мотив человеческого поведения. — Прим. ред.

⁴Есть арабская народная мудрость «Целуй руку врага, пока не сможешь её отрубить». — Прим. ред.

 Версия для печати