No.11 (065)

ноябрь 2003г.

Текущий номер Архив журнала О журнале ПодпискаПишите нам

В НОМЕРЕ:
А.Энтова
Угроза миру
Я.Сегал
А ведь Европа права!
П.Эйдельберг
Функция антисемитизма
И.Аролович
Раненые дети Израиля нуждаются в нашей помощи
Б.Шустеф
Вакханалия антисемитизма
Батальон «Алия»
Д.Лофтус
Правда о Йонатане Полларде
Дело Полларда — портрет американской системы правосудия
И.Цыпина
Свои и чужие
А.Левин
Воинства небесные
Поиск по сайту: 

СТОИТ ПРОЧИТАТЬ:
А.Энтова
Война с собственными страхами
Я.Сагамори
Холокост в действии
А.Штейнзальц
Есть универсальный закон... №60, №61
Б.Калюжный
Лариса Герштейн: «Моё политическое кредо – это достоинство!»
Ливнат Озери о разрушении ее дома
А.Саттон
На пороге истории №49, №53, №55
А.Левин
В сердце тайфуна всего спокойней51, №52, №53, №54, №55, №56, №57
Раввин Ш.-Я.Вайнберг
Дал я перед вами землю
Последнее письмо солдата
Д.Инхоф
Мир на Ближнем Востоке
А.Левин
Мы построим третий храм №42, №43, №44
А.Леви
Мы пришли, чтобы изгнать тьму
Б.–Ц.Намат
Моя новая Шира
А.Левин
Не стой равнодушно при виде крови ближнего твоего №30, №31
А.Левин
Реб Шломэле
И.Молко
Свечи во тьме (№16)
Й.Новосельский
Души рассказывают (№№ 11, 12, 13, 14, 15)
ИММИГРАНТСКИЕ СУДЬБЫ

Ирина ЦЫПИНА 

Свои и чужие
Анатомия еврейской эмиграции

Можно о предательстве? Но без громких слов. Слова так же часто обманывают нас, как и люди, которые редко говорят то, что думают.

И все же попробую провести ассоциативную схему предательства через несколько незначительных эпизодов, но только абстрактно, отвлекаясь от частных деталей, без мишени, без выводов, назиданий и сюжетов. Да и какие сюжеты? Когда сама жизнь так мастерски умеет это делать за нас. Предают не всегда чужие, а чаще знакомые и даже близкие; не всегда осознанно и зло, а чаще бессмысленно, подчиняясь чьей–то воле, силовому импульсу, минутной выгоде. Человек слаб, увы, но в слабости, на самом дне всегда маячит тень предательства, возможно, еще не свершенного, не осознанного, но предательства, которое несет в себе разрушительную энергию отторжения и только ждет своего черного часа. Истории известны факты предательств не только отдельных личностей, но и целых народов, государств, этносов, религий. Но не будем обобщать. Не будем искать виновных и пострадавших. Их просто нет, как и нет единой истины, единого абсолюта, единой формулы бытия для всех.

Свои зарисовки с натуры я назову «Код предательства». И только не судите строго, ведь у каждого есть право на свое видение любого явления.

Точно знаю, что никогда не поеду в Германию, не увижу средневековых замков и Дрезденской галереи. Сикстинская мадонна и Лорелея, родина Гейне и Гете, полноводный Рейн — без меня! Я больше никогда не поеду в Польшу, не буду замирать от восторга в ослепительных костелах Кракова, не буду растворяться в архитектурной гармонии божественных храмов. Не буду, не хочу, потому что это не мое, чужое... И не по убеждению, не по воспитанию, не по культуре, а по форме отчуждения, по примитивной дьявольской схеме, придуманной кем–то очень давно и так страшно, так жестоко и безжалостно разделяющей всех нас на этой Земле; схеме «свои и чужие». Поверьте, я не хочу этого, но это — реальность и ее непростительно отвергать.

Вы помните нашумевший фильм «Список Шиндлера?»

Меня потрясли даже не газовые камеры, не чудовищные сцены обреченного гетто, не крупный план Катастрофы — я была подготовлена это воспринять, я это знала, много читала, видела документы. Потрясли, перевернули другие кадры: организованное изгнание евреев Кракова из своих домов и квартир. В эти дома тут же вселялись немецкие офицеры, польские коллаборационисты, бывшие соседи и знакомые.

Брошенные спальни, кабинеты, детские... Разорванный домашний мир, обрывки уничтоженной жизни вчерашних владельцев — пожелтевшие фотографии, откровенные письма, детские игрушки, подсвечники, любимые книги...

Аура изгнанных людей еще витает в этих домах. Тени и голоса будто ищут своих хозяев; они затаились среди оставленных предметов, в пустых комнатах, в мутных осколках зеркал, так много знавших о тех, кто здесь жил. Но это уже никому не интересно, их нет. Еще вчера здесь любили, ревновали, спорили, ненавидели, надеялись и прощали, еще вчера, а оказалось без завтра... Их уничтожили раньше смерти: их выгнали из Дома, выгнали из жизни, предали и унизили не только очумевшие от вседозволенности враги, но и соседи, сослуживцы, одноклассники и даже друзья детства.

Красавица Польша, трудно поверить! Кто разрешил немцам, полякам, да только ли им, правильнее — европейским народам, свершить тяжкий грех предательства? Кто виноват?

А виновных в истории не бывает! Все забывается, уходит в небытие. Страшный путь изгнания евреев, путь длиною в тысячелетия, под разными флагами, лозунгами, идеями. Историческая судьба? Историческая трагедия... Человеческая... За что? И как всегда, нет ответа...

Европейские страны с богатейшей историей, с высочайшей культурой и традициями, вы, тоже потупив взоры, наблюдали; возможно, терзаясь мучениями совести, но при этом сохраняя безукоризненную двойную мораль в элегантных смокингах и ослепительно–белых перчатках, проявляя завидную стойкость и безразличие к сотням тысяч невинных жертв, сжигаемых заживо в дьявольском пожаре Катастрофы. Да, вы изредка открывали дверь только для самых известных, самых нужных, самых одаренных, полезных для Вас мучеников, даже не осознавая какой иезуитский грех лежит на этой придуманной Вами селекции отбора во спасение. Адское пламя душило и жгло Европу, вас ли винить, что каждый был за себя?

Думали: «Обойдется...» И обошлось... С казнями, потерями, разрухой, унижениями, страданиями... У вас просто другая История, другая Судьба, свои мифы и трагедии, своя траектория во Вселенной. У нас нет пересечений.

Вы останетесь для меня навсегда красивой сказкой, заполненной своими идолами и скелетами, забытыми на заплесневевших полках антикварного буфета из красного дерева с потрясающей инкрустацией ручной работы еще со времен Викторианской эпохи. Я не буду в полночь искать встреч с призраками Ваших несчастных невинно казненных в мрачном, холодном Тауэре; пройду мимо Лобного места и не увижу, не услышу, не пойму тех, кто с мольбой и укором смотрит и взывает невидящим взором со старых потемневших картин в дорогих музейных рамах с электрическими подсветками. Их анемичные тонкие губы просят беззвучно пощадить, изменить ход истории, дать еще хоть глоток бесценной, дарованной Б–гом, юной жизни, но их прозрачный взгляд уже утратил земную энергетику; застыл на века их страшный, предсмертный стон... И то, что с ними произошло в те далекие жестокие времена мракобесья, это тоже факт предательства: торжество злобы, зависти, бесчестья самого близкого их королевского окружения. Но стоит ли искать сочувствия у посторонних? Его просто нет на Земле. Как нет Ада и Рая, как нет цены поступков целых стран и народов.

Я точно знаю, что никогда не поеду в страну, где зимой «идут белые снеги, как по нитке скользя...», где весной изумрудная прозрачная зелень, как на полотнах Куинджи и Левитана, а на каждом углу летом продают вкуснейший хлебный квас и ледяной березовый сок. Я не поеду в страну, на языке которой думаю. Не поеду! Только как же от памяти освободиться? Ведь только в памяти продолжает жить наше уничтоженное прошлое.

И вновь продолжается предательство, и повторяется боль изгнания, горький вкус чужбины. И как в те далекие времена разрушения Второго Храма разрушен домашний очаг, ушло домашнее тепло, настоянное годами целых поколений. Семейные реликвии и традиции — все вычеркнуто, выброшено... Я не переступлю порог оставленной мной квартиры и не встречусь с милыми людьми, которые живут там счастливо и комфортно уже много лет.

В этой просторной светлой квартире прошла вся моя жизнь: детство, школа, мальчики — девочки; здесь мы с мужем встречали гостей, устраивали полуночные кофепития с музыкой и стихами. В те далекие 70–е марочные вина были еще доступны, но пьянели не от них, а от жизни, которая была вся впереди. Окна квартиры выходили на школьный двор, и я тихо сходила с ума, когда мой сын–первоклассник забирался на крышу школьного гаража. В этой жизни все было просто и понятно и казалось, что так будет всегда. Но так не бывает!

И уже много лет нет меня прежней в том городе, на тех улицах, в той жизни.

И опять я чувствую вкус предательства, как тогда в 89–ом... Летняя сессия, май, я после приема экзаменов вся в цветах возвращаюсь домой и вдруг из темноты подъезда — новая соседка из квартиры напротив, всегда хмурая, неулыбчивая, почти незнакомая. Она тяжело дышит мне в лицо и, фальшиво улыбаясь, приводит меня в остолбенение:

Продайте мне Вашу квартиру, дочка выходит замуж, жить негде, мне так подходит этот вариант. Сейчас многие уезжают... Только не отрицайте, ведь нет свидетелей.

Но почему ко мне? Мы не собираемся никуда уезжать!

— А ведь все–равно — уедете... Подумайте, найти покупателя совсем непросто.

Она точно знала, а я, наивная, думала, что выбор за мной, что решаю я. Через неделю приятельница и коллега по работе как бы невзначай обронила:

Будешь уезжать, продай мне квартиру, мне так нравится ваш район. Муж работает в обкоме, поможет с отъездом, ты ведь знаешь, какие это хлопоты.

Я возненавидела ее, но она оказалась права: ровно через год ключи от квартиры, машины и гаража я небрежно швырнула на стол и подруга детства желала мне удачи, помогая паковать багаж, втайне опасаясь изменения моего решения. Я это видела, чувствовала. Писем из Израиля я ей не пишу. И она не пишет. Разные судьбы...

В воздухе витало ранее непонятное бесцветное слово «погром», «Протоколы сионских мудрецов» неожиданно стали бестселлером. Лгали, предавали любимые писатели, артисты, кумиры юности. Я вдруг почувствовала на себе печать проклятия. В Израиле, наверное, «Список Шиндлера» все же легче смотреть, чем Там и чем в Германии, где по странной иронии так много «наших».

Чувство Дома не приходит сразу, здесь его надо выстрадать. Хватит ли оставшейся жизни? Только бы у детей был этот Дом, навсегда. Только бы хранил Б–г эту израненную Землю, только бы закончился террор, наше кровавое жертвоприношение.

Но не будем о грустном. Еще один сюжет, еще один штрих предательства, но не явного, а хорошо замаскированного, на подсознательном уровне.

Итак, «Русские сезоны» в Иерусалиме. Новое Время. Новый Век.

В далекие 50–е Анна Ахматова пророчески произнесла:

Встретятся две России: та, что сажала, и та, которая сидела; узнают ли, поймут друг друга?

Позволю провести ассоциативную параллель узнают ли друг друга те, кто уехал и кто остался?

Встреча не заставила долго ждать. На все есть мода, и дешевые поездки в Израиль стали массовым, рядовым явлением. Ведь можно сэкономить на гостинице. Море, пальмы, экзотика; в ресторанах и кафе, магазинах обслуживают на русском, да и у каждого, если поднапрячь память, найдется здесь хоть один знакомый из прошлой жизни. По изложенной, банальной схеме я принимаю не очень близких людей оттуда, с которыми когда–то пересекалась в юности. Экскурсионный автобус везет нас по христианским местам Иерусалима. В автобусе одни туристы. Остро чувствую себя чужой в этой толпе. Сложно объяснить, почему. Другие слова, другой сленг, другие акценты, даже модель поведения и одежда, другое время. Обрывки фраз из новых политических анекдотов: Путин, Матвиенко, Абрамович...

Беззаботные улыбки отпускников, за окном — палящее солнце, яркие цветы, эвкалипты — фантастическое ощущение летнего отпуска в Крыму, экскурсия Дома отдыха «Южный» где–то в каком–то 80–м году. Экскурсовод, бывший работник Эрмитажа, хорошо поставленным голосом, с драматическими паузами рассказывает о страшной пасхальной ночи Первого Седера, ночи, известной всему миру как Тайная Вечеря, ночи предательства друзей, верных учеников, единоверцев. Может, эта далекая пасхальная трагедия и привела мой народ на Голгофу? Или через испытания и Возвращение мы познаем Истину? Каждый раз Старый Город меня завораживает своей мистикой и недосказанностью... Но эмоции так старомодны! Мои спутники приехали не за тем, они штурмуют сувенирные лавки, без сожаления расстаются с долларами, весело сметают с прилавков крестики, иконки, свечи, золотые украшения и даже бейсбольные шапочки с уродливыми пропеллерами на козырьке. Оптика самых престижных мировых фирм, позирование на фоне иконостасов и алтарей, громкое обсуждение, где выгоднее покупать золото — в Греции или в Турции, но электронику — однозначно, в Эмиратах.

На обратном пути все дружно жалеют своих знакомых, новых израильтян:

Что они выиграли, променяв Москву и Питер на эту Бухару? Черные от работы, в крошечных квартирках, купленных за кабальную машканту и ссуды, изнывающие от африканской жары, хамсинов и взлетающих в воздух автобусов. Чужие среди «своих». Что их держит?

Нет, я не с Вами, Господа! Вам не понять, что есть ценности выше зеленых хрустящих купюр, выше комфорта, политики, житейской логики, престижа и успеха. Это сложно объяснить словами, это нужно прочувствовать на генетическом уровне. Просто Вас никогда не изгоняли из собственного Дома.

А перед глазами последняя Золотая осень (в Африке не знают этого времени года): отъезд, желто–багряные листья и забытые стихи уже ушедшего поэта:

«Прощайте, прощальный свершаю обряд,
Осенние листья, как порох горят
И капли на стеклах, как слезы чисты,
Сжигаю мосты...»

Кто ответит — это было предательство или только предчувствие Беды? В день отъезда моя квартира была похожа на кадры из знаменитой киноленты Спилберга: оставленные вещи, книги, картины, на подоконнике уже ненужные конспекты моих вчерашних лекций, холодный недопитый кофе...

«Горящими листьями пахнет в саду
Прощайте, я больше сюда не приду.
Последние листья,
Деревья пусты
Сжигаю мосты».  

Израиль, 2003.