Почему ты не плачешь?

Йехезкель Голдберг

2 декабря 2001 года.

Воскресенье.

7.30 утра по израильскому времени.

Прошло восемь часов после тройного теракта в одном из самых людных мест Иерусалима — на пешеходной улице Бен-Иегуда. Он вошел в синагогу. Я, как всегда, приветственно кивнул. Он сделал какой-то загадочный жест. Я вновь принялся молиться. Через несколько минут он подошел ко мне и спросил:

— Разве ты не слышал?

— О чем?

— Неужели ты не слышал?

Я догадался, что он имеет в виду вчерашний теракт на улице Бен-Иегуда. «Наверно, — подумал я, — он имеет в виду, что кто-то из наших знакомых ранен или убит».

— Там был кто-то из наших? Он уставился на меня, точно на пришельца с другой планеты.

— «Кто-то из наших?» Там все были наши.

Я кивнул:

— Да, я слышал.

— Тогда почему ты не плачешь?

Его слова поразили меня в самое сердце. Наши мудрецы учат: «Что сказано от души, то западает в душу». Он был абсолютно прав. Почему, ну почему я не плачу?

Мне было нечего ответить.

Он обвел рукой вокруг себя:

— Почему все мои друзья не плачут?

И вновь мне было нечего ответить.

— Нам всем нужно плакать!

Он был прав. Что сталось со всеми нами, включая меня? Наши души окаменели. Одни назовут это притуплением чувств. Другие — коллективным шоком общенационального масштаба. Третьи сошлются на то, что наша психика травмирована постоянным стрессом.

Все это — лишь удобные предлоги. Никакая причина, никакие обстоятельства не оправдывают нашего безразличия к боли, терзающей наш народ.

Когда происходит очередной теракт, мы тут же бросаемся выяснять, не пострадал ли кто-то из наших знакомых. А затем, если оказывается, что «все наши целы и невредимы», облегченно вздыхаем, что-то бормочем по поводу очередной трагедии, а затем, точно роботы, переключаемся в режим будничной жизни, возвращаемся к своим обычным делам.

Мы не потеряли рассудка, друзья мои. Мы потеряли наши души.

И потому мы продолжаем терять людей.

Если не я, то кто же?

Когда я уходил из синагоги, мой друг, заплаканный, с покрасневшими глазами, сказал:

— Говорят, в Торе сказано, что каждая пролитая нами слеза не дает пролиться одной капле крови.

Живя в обезумевшем мире, мы, тем не менее, преспокойно занимаемся обычными делами. Существуем на автопилоте.

Вчера вечером погибли 10 человек. Без малого двести человек получили ранения и травмы. Даже MSNBC назвала этот тройной теракт «бойней».

А мы не плачем.

Вправе ли мы ожидать, что мировое сообщество будет встревожено беспрерывными убийствами, истреблением евреев, — если мы сами не плачем? Или я не сторож брату моему?

Лучший способ остановить массовое побоище, продолжающееся прямо у нас под носом, — это очнуться от анестезии. Дать волю чувствам. Как мы можем требовать, чтобы Б-г положил конец злодеяниям, когда в большинстве своем реагируем на них с безразличием роботов?

Кто, если не мы, будет плакать о том, что происходит вокруг нас?

Кто, если не ты, будет плакать о том, что происходит вокруг нас?

Кто, если не я, будет плакать о том, что происходит вокруг нас?

Возможно, избавление из этого земного ада придет только после того, как мы перестанем подавлять собственные чувства и взвоем от ужаса.

Потеря болевой чувствительности

В то утро, войдя в синагогу, мой друг не смог понять по лицам друзей, слышали ли они о произошедшем на улице Бен-Иегуда.

Когда враги бьют нас, а мы и ухом не ведем, так как больше не чувствуем боли, вряд ли можно надеяться, что мы выйдем из боя живыми.

У одной моей знакомой нарушена чувствительность кистей рук. Даже сунув палец в огонь, она не ощутит боли. Это очень опасно, так как она может, сама того не заметив, получить ожоги, — ведь органы чувств ее об этом не предупредят.

Если нам причиняют боль, а мы ее не чувствуем, пора бить тревогу. На сокрушительный тройной удар террористов-смертников по самой популярной улице Иерусалима мы все, по идее, должны были отозваться вскриком ужаса, верно? Если, конечно, мы вообще способны чувствовать.

Если же мы уже не способны ничего чувствовать, на что нам остается надеяться?

Включив телевизор, я узнаю о новой бойне, на сей раз в Хайфе. Шестнадцать погибших. Шестнадцать моих братьев и сестер.

Царь Соломон сказал: «Всему свое время». Нынче пришло время плакать.

Да защитит Б-г всех и каждого из нас от наших врагов, чтобы в будущем нам не пришлось плакать.  

Перевод С.Силаковой, Sem40.Ru. 

Прошло без малого три года, и за это время нам пришлось оплакивать еще столько братьев и сестёр, столько «наших». Думал ли о них Йехезкель (Хэзи) Голдберг когда ехал в автобусе № 19 утром 29-го января 2004 года? Может, он думал о своей жене Шифре, о своих семерых детях, или о своих подопечных, с которыми он работал в центре Иерусалима — о подростках с трудной судьбой? Может, у него было достаточно большое сердце чтобы думать о всех нас, знакомых и незнакомых, далёких и близких, потому что в это суровое время нам так нужны люди, чьё сердце не окаменело и способно к состраданию... 29-го января 2004-го года террорист-смертник забрал у нас жизни одиннадцати братьев и сестёр. Среди них — Йехиэль (Хэзи) Голдберг. Почему ты не плачешь?

 Версия для печати