Сколько было евреев в Одессе до Второй мировой войны? Вряд ли кто-нибудь мог бы дать однозначный ответ. В одесском плавильном котле перемешались и греки, и французы, и немцы, и украинцы, и русские и евреи. Всех их объединяли общие интересы, зачастую, смешанные браки и, главное, неповторимый одесский колорит, возникший за вековое существование этого необычного города. Постепенно, от поколения к поколению, национальные меньшинства утрачивали свой литературный язык и, взяв за основу русский, создали новую речь, понятную лишь одесситам — одесский жаргон, состоящий из сочетания разных языков и блатных словечек. На этом «языке» они договаривались, понимая друг друга с полуслова. Эти «дети разных народов» отличались друг от друга лишь родом занятий, присущих каждой нации. Греки занимались кулинарией, итальянцы предпочитали брадобрейство (хотя и евреи этим не брезговали), немцы, в большинстве своем, были по строительной части, украинцы предпочитали индивидуальное хозяйство, работая на земле. Русских тянуло в море, где они и составляли большинство на китобойных флотилиях. Евреи же занимались портняжничеством и торговлей. Но оттого, что после революции поле их деятельности было ограничено советскими законами, они освоили нелегальную спекуляцию разными товарами, с которыми обосновались на барахолке и на Привозе — знаменитом одесском рынке.

Большинство еврейских семей были одержимы идеей дать своим детям образование, дабы они не стали «биндюжниками» и ворами, которых в те времена в Одессе было неичислимое множество. Каждая еврейская мать, естественно, считала, что ее сын гений, а дочь красавица, поэтому не важно чем торговать на Привозе, лишь бы сын учился и стал, предпочтительно, великим музыкантом, а дочь вышла замуж, по меньшей мере, за инженера или артиста.

В семье Софы и Абраши Блюм тоже был свой собственный гений, но необычный, потому что это был не сын, а старшая дочь — Вера-скрипачка. Другие дети тоже были «выдающимися», только в иных сферах: двенадцатилетний сын Яша — в математике, а младшая дочь Фрадя — в танцах.

Когда Вере было пять лет, в доме родственников она увидела скрипку и с тех пор стала ею бредить. На барахолке Софа купила дочери старенькую скрипку, и Вера с ней никогда не расставалась. Девочку отвели к учителю музыки, который взялся подготовить ее к поступлению в музыкальную школу.

В Одессе в ту пору в музыкальной школе и в консерватории работали прекрасные педагоги и один из них — замечательный скрипач и учитель, профессор Стокольский, прослушав Веру, объявил родителям, что их дочь — очень одаренный ребенок и он с удовольствием берет ее в свой класс.

С этих пор в доме Блюмов постоянно звучала скрипка, и в семье возник культ Веры — будущей «звезды» мирового масштаба.

У Софы Блюм была единственная сестра Геня, вышедшая замуж за киевлянина, — скрипача и профессора киевской консерватории, Леонида Зельденко. Своих детей у Гени не было, и она давно просила сестру, чтобы та отпустила Веру к ним в Киев, где дядя Леня сможет сделать из племянницы знаменитую скрипачку. В конце концов Софа уступила просьбам сестры, хотя уже не представляла себе жизни без звуков скрипки в доме.

К этому времени Вера уже окончила музыкальную школу и в первых числах июня 1940 года поехала в Киев к тете Гене и дяде Лене.

С первых же занятий дядя Леня понял, что перед ним девушка с выдающимися способностями. Вера тут же была принята в Киевскую консерваторию.

В связи с началом учебного года и днем рождения Веры дядя Леня преподнес племяннице драгоценный подарок — скрипку работы знаменитого итальянского мастера Амати.

— Эту скрипку подарил мне мой отец, — сказал дядя Леня. — Я сыграл на ней много концертов, а теперь с удовольствием передаю ее тебе.

Вера не могла найти слов, чтобы выразить свою благодарность и, прослезившись, лишь сказала:

— Дорогие дядя Леня и тетя Геня, я обещаю вам, что вы будете гордиться вашей племянницей.

Первый учебный год в консерватории прошел в интенсивных занятиях, прибавив к природному таланту Веры значительное мастерство. Ее первый концерт с симфоническим оркестром состоялся в концертном зале консерватории и прошел с большим успехом.

•

Весной 1941 года Вера поехала на летние каникулы в Одессу повидать свою семью. Там ее уже встречали, как знаменитость. Софа не знала, как побаловать свою дочь. Она нашила ей нарядов и шляпок, потому что, кроме того что Вера была «гением», она была еще и «красавицей». Все претенденты на руку дочери Блюмов отвергались: достойных и близко не было. Все вокруг были «шмендрики», «шнаранты» и «проходимцы», а для Верочки, разумеется, должен прибыть принц из сказочной страны, желательно скрипач и, конечно же, тоже «гений».

— Да вы только посмотрите на мою Верочку! — говорила Софа соседям. — Я не знаю, в кого она у нас такая удачная? Мой Абраша простой шапочник, я тоже не имею талантов, а наша Верочка, ну, прямо!.. — Тут Софа закатывала глаза, подыскивая подходящее сравнение для своей дочери.

«Ее Верочка такая удачная! А что же здесь удивительного? Кто не знает, что до Абраши Блюма красавица Софка любила Ёську-Графа, который славился на всю

Одессу, как непревзойденный кларнетист. Вот только жаль, что из-за своего буйного характера он не стал знаменитым музыкантом. Уж как убивались его бедные родители, скромные тихие евреи, когда во время революции он пошел с красными «раскулачивать деревни», а потом организовал свою шайку и грабил уже всех подряд. Его убили в драке, когда Софа уже с трудом могла прятать свой живот. Но пусть она думает, что мы все забыли», — судачили между собой соседи.

Абраша любил Софу с детства и, безропотно прикрыв ее грех, женился на ней, никогда впоследствии не упрекнув жену. Потихоньку от фининспектора он шил кепки, которые Софа продавала на барахолке, зарабатывая этим на скромную жизнь. Вера ничего не знала о своем настоящем отце и любила доброго тихого Абрашу, а он любил ее не меньше своих собственных детей.

В сравнении с Киевом жизнь в Одессе показалась Вере провинциальной и скучной. Она с трудом выдержала две недели и, купив обратный билет на поезд, заявила матери, что уезжает.

— Доченька, да куда же ты так торопишься? Ну хоть бы побыла с нами еще недельку. Твои занятия начинаются в сентябре, а сегодня только 15 июня! Вот и дожила я, что тебе мама больше не нужна! — сокрушалась Софа.

— Мамочка, но я хочу позаниматься с дядей Леней, пока он свободен от уроков. Ведь второй год в консерватории самый ответственный. Но я обещаю тебе, что приеду домой на зимние каникулы.

На проводы Веры пришло все семейство Блюмов. Софа на этот раз была безутешной. Когда поезд уже был на полном ходу, она бежала вслед за вагоном, и выкрикивала.

— Не уезжай, доченька, вернись! У меня плохое предчувствие!

Добежав до конца перрона, заходясь в плаче, Софа споткнулась и упала. Родным с трудом удалось дотащить ее до дома.

В Киеве на вокзале Веру встречали радостные тетя Геня и дядя Леня. Вера для них стала, как дочь, и они уже не мыслили себе жизни без нее.

До приезда Веры они жили вдвоем тихо, скучно и рутинно. Вера внесла в их дом свежий ветерок юности. Их посещали только ученики дяди Лени и соседи, с которыми они были дружны. Правда, из третьих уст они слышали, как соседи о них говорят: «Зельденко хоть и евреи, но люди хорошие». А однажды и сами убедились, как за глаза их величают, когда семилетний соседский сын, придя к ним, обратился к тете Гене: «Тетя еврейка, дайте нам в долг стакан сахара».

— Ну это еще не так страшно, — говорила тетя Геня, — в общем они не плохие, с ними можно жить!

— Еще бы, — отвечал на это дядя Леня, — ну кто бы другой бесплатно учил их детей играть на скрипке? А уж тем более, что только один из троих подает надежды стать приличным скрипачом.

Дом, в котором жили Зельденко, был построен еще дяди Лёниным дедушкой. Это был небольшой, но крепкий одноэтажный особняк из кирпича, и стоял он на тихой улочке в поселке Дарница, что в получасе езды от Киева. Конечно, было удивительно, что с приходом коммунистов к ним никого не подселили «в порядке уплотнения». Видимо, дедушка еще при постройке дома понимал неустойчивость власти в Украине и выстроил его на одну семью с двумя смежными комнатами и небольшой кухонькой. Это, разумеется, не давало гарантии, что если домик понравится какому-нибудь начальнику, их не вышвырнут на улицу. Но, по-видимому, отдаленный район и слишком тихое место никого не соблазнили, поэтому семья пережила сменовластие и окончательную победу красных комиссаров.

Обставлен был дом старинной добротной мебелью, но главным украшением гостиной был рояль Стейнвей. На нем когда-то играл отец дяди Лени — Семен Зельденко, бывший пианист и аккомпаниатор своей жены-певицы, исполнительницы салонных романсов. С ней он гастролировал по всей Европе и тогда же для «удобства» он изменил свою фамилию Зельдович, на Зельденко. В одну из поездок он привез домой скрипку, купленную на барахолке за гроши. Скрипка, при ближайшем рассмотрении, оказалась одним из шедевров итальянского мастера Амати.

Однажды ночью в 1927 году к Семену Зельденко в дом ворвались чекисты и, стащив его прямо с кровати, без объяснений увели. С тех пор след его простыл. Жена Семена осталась с сыном одна и, понемногу продавая ценные вещи, кое-как пережила голод на Украине. Умерла она, когда дядя Леня уже был состоявшимся скрипачом. После смерти матери, будучи на гастролях в Одессе, он встретил свою будущую жену Геню и, не долго думая, женился на ней. Геня ничем особенным не отличалась: была теплая заботливая женщина. Стараясь создать уют для мужа, она вела домашнее хозяйство и мечтала родить ребенка. Однако, поняв, что своего ребенка у них не будет, они стали атаковать Софу, у которой детей было трое, и просить ее, чтобы старшую дочь Веру она отдала им. В конце концов Верино пристрастие к скрипке сыграло свою роль, и Софа сдалась.

Copyright © 2000 Фаина Благодарова