Однажды ночью Вера проснулась от взрыва. Он прозвучал так близко, что ей показалось, будто бомба попала в их дом. От испуга она закричала, и в ту же минуту крышка люка приподнялась, и в подвал спустился Вальтер. Он был одет в ночную пижаму и, явно смущаясь, приблизился к Вериному ложу, сооруженному из досок и соломенного матраца. Вера вскочила и всем телом прижалась к Вальтеру.

— Мне страшно, Вальтер, я боюсь! Сейчас все кончится, и нас больше не будет. Ты слышишь, все рушится вокруг! Мы погибли! — кричала Вера.

Уткнув свое лицо в его грудь, она все сильнее прижималась к нему. Он уложил ее на кровать и лег рядом с краю, как бы защищая ее своим телом от взрывов. Она же, обуреваемая безумным страхом, прижалась к Вальтеру и, шепча какие-то бессвязные слова, торопилась отдаться ему всем своим молодым неискушенным существом. Возможно, это решение неожиданно пришло к ней оттого, что жизнь показалась ей такой ненадежной, такой шаткой и, интуитивно поняв, что если она сейчас же, сию же минуту не реализует накопившееся желание быть с любимым мужчиной, то может умереть от шальной бомбы, так и не познав тайну потери целомудрия. Вальтер, давно гасивший в себе желание обладать Верой, понял ее призыв и моментально разрядил заряд давно копившейся страсти. Но это было только начало. Рядом рвались бомбы, и земля содрогалась от взрывов, колыхаясь под ними, как при землетрясения. Они не замечали этого, убежав от реальности в другой мир, где не было места романтике, а была лишь безудержная страсть, заглушавшая и отчаяние, и страх.

Сколько времени длилось это безумие, они не знали и опомнились лишь оттого, что вдруг стало совсем тихо. Оторвавшись от Веры, Вальтер встал и натянул на себя пижаму.

— Я сейчас вернусь, — сказал он и поднялся по лесенке наверх. В щели оконных ставней пробивался яркий свет пожаров, полыхавших совсем рядом. Он вышел на улицу. Около их дома стоял совсем целехонький его «Джип», а все соседние дома горели. Ни одной живой души не было рядом. Видимо, все соседи погибли.

Потрясенный увиденным, Вальтер вернулся в подвал, где застал Веру, сидящую на кровати, с опущенной головой. Она что-то про себя бормотала, раскачиваясь, как в еврейской молитве. Вальтер сел рядом и, обняв ее, заговорил:

— Прости меня, Верочка, я сам не ожидал, что это произойдет. Все случилось неожиданно для меня самого. Но я хочу, чтобы ты ни о чем не сожалела. Все было так замечательно! Мы с тобой, как два жизнеутверждающих начала, вопреки смерти сумели выжить. Мы, защищая друг друга своими телами, отгородились от смерти. Надень пальто и выйди на улицу. Ты увидишь сама. Кругом все горит, а мы живы! — Вальтер помог Вере одеться и вывел ее из дома.

За долгие месяцы, впервые оказавшись на улице, от яркого света пожаров Вера зажмурилась и застонала. Вальтер поддержал ее, чтобы она не упала и почти втащил обратно в дом. Быстро натянув на себя обмундирование, он сразу уехал в комендатуру. Вера, вернувшись в свое убежище, легла на кровать. Она ни о чем не сожалела, ее пугала лишь неопределенность. Вернется ли Вальтер? А если вернется, то какие новости принесет? Что с ней будет теперь? Соседей больше нет. Куда ей податься, где искать защиты? Временами наступала апатия, временами безудержный страх, временами отчаяние. Ужаснее всего было оказаться одной на улице, где шныряют «хищные звери», несущие смерть. Так лежала она, не замечая времени, пока ее рука не нащупала скрипку. Ощутив в своей руке драгоценный инструмент, она встала и, выпрямившись во весь рост, заиграла свою любимую Крейцерову сонату. Увлекшись игрой, она не заметила, как в подвал спустился Вальтер и, очарованный, стоял в углу, затаив дыхание. «Да, да! — думал он, — Бетховен писал это произведение для нее, для Веры. Он вложил в него весь свой потенциал гения, потому что тогда уже знал, что его будет играть другой гений, уникальный интерпретатор его музыки — Вера Блюм». Боже! Как он, Вальтер, любил эту гордую, прекрасную, светлую девушку! В данную минуту он готов был умереть сам, только бы сохранить это чудо.

Закончив играть, Вера опустилась на кровать и горько заплакала. Ее обуревали эмоции. Почему ей так много дано природой, но еще больше — отобрано?

Вальтер неслышно подошел к ней и дотронулся до ее плеча. Она вздрогнула, но, ощутив тепло его руки, с нежностью прижалась к ней щекой.

— Верочка, я достал для тебя паспорт!

Как она ждала этих слов в течении нескольких месяцев, но после сегодняшней ночи все изменилось. Она уже не представляла себе жизни без Вальтера. Вдруг, почувствовав себя песчинкой в пустыне, где от человека ничего не зависит, где любые жизненные решения ничего не значат, она панически закричала:

— Нет, нет, Вальтер, я никуда не поеду! Я люблю тебя, я хочу быть с тобой!

— Верочка, дорогая, я тоже люблю тебя, я люблю тебя с первой минуты, как увидел твое прекрасное лицо! Я не представляю, как переживу нашу разлуку, но что мы можем сделать? Сегодняшняя бомбежка была только начало, они могут все здесь сравнять с землей. Тогда я не в состоянии буду что-либо предпринять. Сегодня ночью была замучена в гестапо русская девушка-партизанка. Я успел спрятать ее паспорт. И возраст, и внешность на фотографии подходят. С ее паспортом я сумею достать пропуск и отправить тебя в Берлин. Ты найдешь моего учителя музыки, профессора Ганса Франка, и он поможет тебе с квартирой и работой. А я, как только смогу, приеду к тебе.

— Когда я должна ехать? — упавшим голосом спросила Вера.

— Как можно скорее. Я постараюсь оформить документы в самые ближайшие дни.

Следующая ночь прошла, как каскад фейерверков. Это были взрывы рассыпающихся разноцветными искрами зарядов, которые ослепляли неописуемой яркостью красок. Эта безумная страсть, подстёгнутая близкой разлукой, не имела предела. Иногда от усталости Вера становилась безвольной и отдавалась Вальтеру безотчетно, вся без остатка. Он же, неутомимый, переходил от нежности к агрессивности и, покрывая поцелуями ее тело, говорил ей такие слова, от которых она начинала безутешно рыдать. А он осушал ее слезы поцелуями и, лаская, утешал.

Утром на рассвете Вальтер уехал. Вера лежала целый день; ей уже не хотелось ни о чем думать. Все ее существо было окутано пеленой незнакомой ранее истомы. Теперь ей уже ничего не страшно. За две последние ночи она испытала такой наплыв чувств, что сейчас, если даже она погибнет, то с чувством радости!

Вальтер вернулся засветло.

— Верочка, все готово. Я достал пропуск и билет на Берлин. Отныне ты Надежда Николаевна Ушакова. Забудь свое настоящее имя и свое прошлое. Родилась ты в Кишиневе в 1922 году. В Киев ты приехала еще до войны к своей тетке. Во время оккупации ты жила с немцем, и он помог тебе достать пропуск. Эти вопросы тебе могут задать в Германии, поэтому выучи наизусть всю версию своей прошлой жизни. От моего маэстро я буду получать информацию о тебе, поэтому поддерживай с ним связь.

— Вдруг, осознав неизбежность разлуки, Вера разрыдалась. Вальтер подошел к ней и, обняв, помог подняться наверх. Затем, достав из футляра скрипку, он протянул ее Вере.

— Сыграй, пожалуйста, Крейцерову сонату, — попросил он.

Она приняла скрипку из его рук и прижала ее к груди. Вальтер понял — она прощалась со скрипкой. Слезы душили его. С трудом сдерживаясь, чтобы не разрыдаться, он сел за рояль — первый аккорд...

Что случилось потом!? Жаль, что не было в тот момент свидетелей этого высочайшего по одухотворенности дуэта. Когда на фоне пепелища разворачивалось действие, равного которому не существует в живой природе. То, что делала Вера, невозможно было назвать игрой. Это был крик исстрадавшейся души, это был вопль оглохшего от взрывов гения, обращенный к обреченному миру. Это были муки осиротевших людей, а иногда приглушенный стон заживо погребенных жертв...

Одурманенный ее интерпретацией Бетховена, Вальтер, едва касаясь клавиш, следил за каждым ее движением. Его воображению рисовались руины домов, где уже не осталось ничего живого, кроме крыс, снующих в поисках хоть какой-нибудь добычи. А она, выпрямившись во весь свой рост, гордая, красивая девушка с распущенными белокурыми волосами, чувствуя каждой клеточкой своего стройного тела боль всего человечества, своим величием олицетворяла торжество победы над дьявольщиной. В какой-то момент Вальтеру показалось, что его сердце не выдержит. Он вдруг понял, что на рассвете, когда он отвезет Веру на вокзал и ее не будет рядом с ним, он просто умрет. Он почувствовал, что больше не сможет жить в этом доме. Он с силой ударил кулаком по клавишам. Из рояля вылетел звук, похожий на взрыв бомбы. Его голова упала на клавиатуру и он громко разрыдался. Она бросила скрипку и подбежала к нему. Прижимая к себе его вздрагивающие плечи, она, рыдая сама, старалась его утешить. С трудом поднявшись со стула, едва переставляя ноги, Вальтер прошел в спальню и упал на кровать. Вера стала на колени около кровати, и, гладя его голову, покрывала поцелуями его губы, глаза.

— Успокойся, родной, — говорила она. — Посмотришь, как все будет замечательно. Ведь могло случиться, что ты не пришел бы в этот дом, и меня давно уже не было бы в живых. Но, видишь, мы встретились! Значит нам суждено быть вместе.

— Прости меня, любимая, — с трудом отвечал Вальтер. — Мне стыдно, что ты вынуждена меня утешать. Но я так люблю тебя! Мне так страшно, что я тебя потеряю. Прошу тебя, береги себя! Знай, что я сделаю все, чтобы мы скоро встретились и больше никогда не разлучались. Я сохраню для тебя твою скрипку и мы вместе объедем весь мир. Я буду писать для тебя музыку, а ты будешь удивлять людей своей гениальной игрой.

Они без устали говорили друг другу необыкновенные слова.

Их последняя ночь останется в их памяти не бурей страстей, а вереницей ласк и нежных слов.

Рано утром Вальтер поднялся первым. Он сам упаковал Верины вещи в рюкзак, вложив туда кое-какие продукты.

Для Веры самым сложным оказалось перешагнуть порог дома. Вальтер с трудом вывел ее на улицу и усадил в машину. Всю дорогу они молчали, но оба думали об одном и том же: в состоянии ли они будут пережить разлуку?

Доехав до станции, Вальтер остановил машину, и в последний раз крепко сжав Верину руку, тихо сказал:

— Верочка, любимая, прошу тебя, старайся быть на виду у моего маэстро, а я буду с ним в контакте.

Выйдя из машины, Вера не успела оглянуться, как машина Вальтера уже чернела вдалеке.

Оказавшись в здании вокзала, Вера испугалась, увидев там большое скопление людей и бегающих эсэсовцев. Она сразу поняла — это облава. Немцы хватали молодых женщин и утаскивали их куда-то. Вера повернулась, чтобы убежать обратно на улицу, но какой-то тип схватил ее и силой потащил за собой. Она сопротивлялась, стараясь убедить немца, в том, что у нее есть пропуск и билет на Берлин, но он не слушал, продолжая тащить ее на перрон. Оказавшись у товарного поезда, он подтолкнул ее к вагону с открытой дверью и впихнул туда. В вагоне было столько народа, что, за неимением скамеек, все разместились на полу впритирку друг к другу. Вера пыталась выскочить из вагона, но прямо перед ней возник другой немец и прикладом винтовки ударил ее по руке. После того, как в вагон втиснули еще несколько девушек, немец задвинул дверь, и узники оказались в капкане. Многие женщины плакали, сквозь слезы пытаясь друг другу что-то объяснить, но никто никого не слушал: у каждого было свое собственное горе и для чужого уже не оставалось места. Наконец из сбивчивых рассказов своих новых соседей, Вера поняла, что она в поезде, который увозит молодых женщин в Германию на работы. Все попали сюда по-разному, но ясно было одно, что добровольцев среди них было меньшинство.

Боясь наступления советских войск, немцы торопились вывозить работоспособных людей на тяжелые работы в Германию, потому что, в связи с потерями на фронтах, рабочих рук не хватало.

В каждом товарном вагоне находилось человек тридцать пять — сорок. Некоторые женщины были с детьми. Продукты были лишь у тех, кто заранее планировал побег, а те, кто были схвачены внезапно на вокзале или на улице, с завистью смотрели на более предусмотрительных.

Как только Вера раскрыла свой мешок, чтобы достать немного хлеба, к ней подошел мальчик лет десяти и протянул руку.

— Тетя, не для себя прошу, прошу для братика! Подайте кусочек хлеба! — И он показал на ребенка, сидящего на коленях у молодой женщины. Вера поднялась с места и с трудом протиснулась к ним. Достав из рюкзака хлеб и кусок колбасы, она протянула их женщине. Женщина расплакалась и прижала к себе худенького канючащего мальчика, который все время пытался ручонками отодвинуть борт материнского платья, чтобы обнажить ее грудь.

— Нет у меня молока, — простонала женщина, обращаясь не то к Вере, не то к ребенку.

— Берите, не стесняйтесь, у меня еще есть, — участливо сказала Вера.

Старший мальчик тоже подсел к ним, и в течении минуты трехдневный запас продовольствия был уничтожен.

— Ой, что же мы наделали, — запричитала женщина, — теперь вы будете голодать.

— Не беспокойтесь, как все, так и я, — успокоила ее Вера, сама не представляя, что будет с ней. Конечно, у нее были немецкие марки, которыми Вальтер снабдил ее, но может ли она открыто ими пользоваться, не вызывая подозрений?

Наконец к полудню поезд тронулся. В вагоне сидел немецкий охранник и все время курил махорку. Когда воздух стал совсем удушающим, он приоткрыл дверь, оставив маленькую щель, через которую сидящие поблизости могли наблюдать проносящиеся мимо поезда и разрушенные здания вокзалов. От тесноты и духоты люди впадали в сон, напоминающий больше потерю сознания. Из-за неудобных поз сводило ноги и спину, и если кто-то начинал поворачиваться, чтобы поменять положение, то это приводило в движение полвагона.

Рано утром поезд остановился на узловой станции. Кто-то сказал: «Мы в Румынии». К вагону подошел немец и, отодвинув дверь, передал ящик с продовольствием. Все бросились к ящику, но охранник прикрикнул на людей, и сам стал раздавать продукты. Каждому досталось по четверть буханки хлеба и по куску колбасы. Затем в вагон внесли бидон с водой и каждый мог зачерпнуть для себя кружку воды.

Примерно через сутки поезд резко затормозил, и охранник крикнул по-немецки: «Мы в Германии!»

Всех высадили из вагонов и в грузовиках повезли к месту назначения, где им предстояло жить и трудиться на Германский Рейх.

Только теперь Вера осознала, что на самом деле произошло, но в тот момент она еще не могла оценить, к лучшему это или к худшему. Единственное, что ее пугало,— это случайная встреча с кем-либо, кто мог ее узнать. 

Copyright © 2000 Фаина Благодарова