В сердце тайфуна всего спокойней

Продолжение. Начало см. «Спектр» №9.

Майкл Васерталь с семьёй у своего дома.

Аруц Шева.

В Бейт–Эль, где расположены офисы радиостанции «Аруц Шева» («Седьмой канал»), нас везёт один из работников радиостанции, Майкл Васерталь он же Мики. Кое–что я о нём уже знаю от моих друзей Ицхака и Ноны Молко, которые когда–то ездили с Мики из Израиля в Одессу за очередной группой новых репатриантов. Известно мне ещё и то, что Мики одно время жил в арабском квартале Старого Города в Иерусалиме. Мы знакомимся, хотя на знакомство это не похоже, скорее на воссоединение, встречу старых друзей.

— Мики, как вы оказались в арабском квартале?

— В арабском квартале живут евреи, есть несколько еврейских домов, есть даже ешива «Атерет Коаним». Это своего рода война за город, за землю.

— Для туристов создали некий стереотип: Иерусалим — город трёх религий, которые мирно сосуществуют.

— Это не так, евреи делят Старый Город с мусульманами и христианами. Мусульмане же не хотят делиться ни с кем. Место, где ступила их нога, становится мусульманской землёй, за которую они буквально горло перегрызут. Но по праву эта земля наша, и они знают об этом: и христиане и мусульмане.

Мы выезжаем из Иерусалима и едем на север. И снова нас с дочерью охватывает странное и волнующее до слёз чувство, что мы уже видели эти горы, опоясанные лентами дорог, эти аккуратные домики, что Мики уже вёз нас по этим горам и со спокойной деловитостью показывал места сражений, терактов, объездные дороги, новые посты, поселения. Мы фотографируем горы буквально на каждом повороте, хотя понимаем, что фотографии не смогут передать наши ощущения. Можно найти места поживописней и покрасивее во многих частях света, но передать ощущение этих гор — всё равно, что рассказывать слепому о красках, или о любви человеку, который никогда никого не любил. Величественные, могучие горы, созданные для размеренной пастушьей жизни, для искренних молитв и медитаций, обращённых к синему небу, которое, только протяни ладони, станет твоим.

Как эти горы стали полем битвы? Хотя, думаю я, разве есть сейчас место на земле, которое не есть поле битвы: улицы, автобусы, самолёты, частные дома, детские площадки? Наши пророки говорят, что будут такие времена, когда евреи вернутся на свою землю и будут жить там в мире и радости. Я вспоминаю песню Шломо Карлебаха «Од йишама» — «Ещё будут слышны в горах Иегуды и на улицах Иерусалима голос радости и голос ликования, голос жениха и голос невесты».

— Два года назад, до начала интифады, мы ездили в Бейт–Эль прямо через Рамаллу, а теперь дороги закрыты и мы ездим в объезд, — говорит Мики, а чуть позже показывает нам окраины Иерусалима. — Вот, смотри, еврейский район, а прямо на его окраине дома, построенные арабами. Нам–то нужно получить разрешение на строительство, нас могут выселить, а они строят где хотят, этим «бедным беженцам», у которых денег больше, чем у нас, всё сходит с рук. Если какая–то дорога проходит мимо арабской деревни, из которой нас обстреливают, наше правительство не наказывает арабов, а строит объездную дорогу. И тогда арабы строят свои дома вплотную к новой дороге. И опять им это сходит с рук. Ситуация ещё больше запутывается. Как теперь провести границу, разъединительный забор между нами и ими? Похоже, мы ждём того момента, когда окажемся окончательно припёртыми к стенке. И единственный выбор будет: или погибнуть, или заявить о своих правах на эту землю и выгнать арабов.

— Мы уже припёрты к стенке, но не можем решиться. Это как прыжок в пропасть.

— Это страшно, но стоит всем евреям объединиться, не просто ради самосохранения, а ради верности Вс–вышнему, ради верности своей земле, то в мире не будет силы, способной нам противостоять. Пока же мы разрознены… в этом вся беда. Дело не в арабах, не в ООН, не в том, даст нам Америка зелёный свет или нет. Дело в том, что в настоящее время еврейские мозги и еврейские таланты используются для чего угодно: для оправдания бездействия, для «гуманитарной» помощи, для развития науки и культуры других стран, или же для борьбы за интересы своего клана, партии…, но не для блага Израиля.

Мы заезжаем в поселение Адам, и Мики с гордостью показывает улицы.

— Здесь даже есть «старый» город с узенькими улочками, и «новый» город с недавно построенными домами и широкими улицами.

…И снова едем мимо каких–то арабских деревень.

— Разницу заметить несложно, — говорит Мики. — Еврейские поселения аккуратны, упорядочены. Арабские дома произвольно разбросаны по холмам.

— Почему в арабских деревнях стоят 3–4–х этажные дома, но на верхних этажах даже оконных рам нет?

— Там никто не живёт. Арабы не живут выше первого этажа, не могут, чувствуют себя очень неуютно, некомфортно. Они «аншей карка» — люди земли.

— Зачем же они строят такие дома?

— Арафат приказал. Для приёма беженцев. Это так у них нет денег.

Заезжаем в поселение Мигрон. Поселение совсем новое, там, на вершине холма, окружённые забором, живут в караванах всего 20 семей. Объезжаем поселение по свежему асфальту.

— Только вчера положили, — комментирует Мики.

«Каким же нужно обладать мужеством, какой верой, чтобы приехать на какой–то холм в Иудее или Шомроне и поселиться там в караване со своей семьёй», — думаю я пока мы объезжаем поселение и смотрим на людей, занимающихся чем–то возле своих караванов.

— Правительство не разрешает строить, поэтому мы вынуждены идти на хитрости: ставим как бы временно караваны, или строим новый посёлок, а даём ему имя как будто он — район уже существующего, к примеру, Бейт–Эль Далет. Крадём у своего государства то, что принадлежит нам по праву со времён Авраама авину (отца нашего).

Мы всё не можем оторвать взгляд от людей у караванов.

— Они не боятся арабов?

— Арабы бояться их больше всего на свете, больше чем армии. Солдату приказали наступить и захватить холм — он наступит и захватит. Но завтра ему прикажут покинуть холм — он уйдёт. А эти люди пришли сюда и не уйдут. Это хозяева, которые вернулись к себе домой. Эрец Израиль — это земля, которая была нам дана, чтобы мы её освоили и освятили, чтобы построили Храм, чтобы она опять стала местом Шхины, местом Святости. В Европе, в России, в Америке мы привыкли убегать. Или нас прогоняют силой или мы сами уходим в поисках лучшего места. Но из Израиля убегать некуда. Мы — дома.

— Мне кажется, что левыми руководит галутная психология страха, по–прежнему предлагающая убежать в другое место, спрятаться. Не от любви же к арабам это желание идти на компромиссы, отдать земли?

— Они терпеть арабов не могут, но они в то же время не верят, что у нас есть права на нашу землю. Поэтому предлагают решения проблемы без будущего — продать часть земли в обмен на фикцию. Запереться в гетто, отгородиться забором, построить туннели…А арабы наглеют всё больше. Кто, в конце концов, хозяин в стране?!

Дорога уходит в посёлок Тапуах, а мы поворачиваем налево, в Бейт–Эль. Прямо возле перекрёстка я замечаю ещё два или три каравана.

— Это совсем новое поселение Гиват Асаф, основанное на месте убийства Асафа Гершковича. — поясняет Мики.

Я вспоминаю музей Яд Вашем, отделение посвящённое детям, погибшим в Катастрофе. Посетители музея проходят через зал, где в зеркалах отражаются тысячи свечей — как тысячи звёзд. Тихая музыка, голос зачитывает имена погибших детей, возраст, место рождения. Когда еврей отдаёт свою жизнь на освящение Имени Б–га, в небе загорается новая звезда, а на Земле группа смельчаков основывает на месте гибели этого человека новое поселение и называет его именем погибшего. Что есть большая честь — звезда или новое поселение в Иудее? Не знаю.

Миновав военную базу, въезжаем в Бейт–Эль, поднимаемся на холм с водонапорной башней, откуда расстилается потрясающий вид города с аккуратными дорогами и красными крышами.

— Бейт–Эль основан в 1978 году, сейчас нас около 800 семей. Это уже город, — и Мики снова показывает где мы, а где они.

От водонапорной башни мы едем на другой холм, с которого видны большая часть Бейт–Эля и арабские деревни в округе. На холме нет домов, но по периметру проложена дорога, вдоль которой люди устанавливают фонари.

— Недавно араб из соседней деревни пробрался в Бейт–Эль с большим ножом. Он пытался проникнуть в несколько домов, но двери были закрыты. Кто–то заметил его и позвонил в охрану. Охранник, прибывший на место, вступил в бой с террористом и, получив серьёзное ножевое ранение в правое плечо, всё–таки убил его.

— Было какое–то расследование?

— Быть–то было, но террорист убит, а его родственников государство наказывать не собирается.

— Как отреагировали жители Бейт–Эля?

— Вот это и есть наша реакция, — говорит Мики, показывая на холм, окружённый дорогой. Этот холм немного в стороне от Бейт–Эля, но теперь он наш. Мы провели дороги, электричество, теперь начнём строить дома.

— А раньше нельзя было строить на этом холме? Это чья–то частная собственность?

— Нет. Америка может строить у себя в стране всё, что пожелает. Никому в голову не придёт обсуждать это. У нас же появление каждого маленького еврейского поселения вызывает международный скандал. Израильское правительство давит на поселенцев, не даёт строить. Когда же мы строим новое поселение в ответ на теракт, правительство морально не может воспротивиться. Вот так и появляются поселения Йеши. Мы платим своей кровью за «разрешение» осваивать свою землю.

— Это похоже на политику Ишува до создания государства: они убивают — мы строим.

— И да, и нет. Конечно, нужно уничтожать террористов. Другого мнения быть не может. Но они не ценят жизнь. Вот если забирать у них землю или осваивать новый участок земли — это бьёт их чувствительно.

Мы подъезжаем к дому Мики, где нас встречает его жена с детьми. Заходим в комнату, уставленную книжными шкафами. На столе тоже книги, детские игры, игрушки.

— Я извиняюсь за беспорядок, у нас десять детей, да ещё соседские в гостях.

Жарко. Мы садимся. Мальчик лет 9–ти приносит холодную воду и лимонад.

— Это Хаим, наш цадик, — представляет его Мики.

Дом Васерталей расположен на самой окраине посёлка. За ним забор, на противоположном холме — арабская деревня, в низине дорога.

— Дорога закрыта, арабы ездили по ней и на ходу стреляли по нашим домам. Сейчас они всё равно стреляют, но теперь издалека. Недавно, за день до моего возвращения из командировки, арабы открыли огонь по дому моего соседа. Он стал стрелять в ответ. Его жена, не поняв что происходит, решила, что террористы ворвались прямо к ним. Она закрылась с детьми в задней комнате и начала читать с ними «Шма».

Потом мы едем в офисы радиостанции «Аруц Шева» и обходим забитые электроникой комнатки, где готовятся передачи на иврите, английском, русском и французском языках. Про эту радиостанцию я впервые услышал несколько лет назад от Леи Алон и её дочери Рахели Цанген.

«Aруц Шева» — частная радиостанция — чуть ли не единственный голос правды, среди официальных израильских СМИ, находящихся под властью левых.

Правительство не даёт разрешения радиостанции «Аруц Шева» транслировать передачи, поэтому их готовят здесь, в Бейт–Эле, а потом транслируют на средних волнах с корабля, плавающего в нейтральных водах Средиземного Моря (Если бы израильские леваки добились ввода в строй «глушилок», то была бы совсем Страна советов. — Прим. ред.) .

Работает на радиостанции около 90 человек, фактически, волонтёров, — плата минимальная. Мы встречаемся с ещё одним работником радиостанции, Йонатаном Буфти, заправляем машину на станции, огороженной бетонными плитами — защита от пуль, а потом едем обратно, в сторону Иерусалима.

И в голову снова приходят слова пророка:

«Так сказал Г–сподь: на этом месте, о котором говорите вы «пусто оно, нет ни человека ни скота», в городах Иегуды и на опустевших улицах Иерусалима ещё будет слышен голос радости и голос веселья, ликование жениха и ликование невесты, голос говорящих «славьте Г–спода Воинств, ибо благ Г–сподь, ибо вечна милость Его», когда приносят они жертву благодарности в доме Г–споднем; ибо возвращу Я пленных страны этой, как было прежде, — сказал Г–сподь». (Иермиягу 33:10–11)

Продолжение

 Версия для печати