В своих публикациях я уже рассказывал о лауреате Нобелевской премии Конраде Лоренце и значении его работ. Ниже я привожу цитату из его работы об агрессии. Цитата заимствована из раздела об аномном обществе. Слово «аномный» было введено в социологию французским социологом Эмилем Дюрхаймом. Квалифицируя самоубийства, он поделил их на три категории: аномное, эгоистическое и альтруистическое. Я не буду цитировать значение «аномный» из словаря. Это превратит всю мою статью в сборник цитат. Аномия — это анархия. Человек — стадное животное, ему нужно общество. Когда общества нет, в нем аномия или по–нашему анархия, он впадает в депрессию и кончает самоубийством. Мимоходом я замечу, что альтруистическое самоубийство свойственно противоположному, чрезмерно сплоченному обществу. Когда в обществе диктатура вроде сталинской, то его граждане превращаются в големов и готовы погибнуть «на благо общества». Как шахиды, с криками «За Сталина! За Родину» они бегут на врагов.

Итак, израильское общество — это аномное общество. Но не все его граждане страдают депрессией и готовы покончить с собой. Это в первобытных племенах деморализованных миссионерами кончают самоубийством. В деморализованном левыми израильском обществе граждане ненавидят свою страну, готовы предать ее и продать ее.

Как ведет себя аномное общество? Ниже я цитирую большого социолога Конрада Лоренца. Некоторые места текста мной выделены.

«Чисто количественное, в определенном смысле очень демократическое проявление такой «передачи настроений» состоит в том, что решение дается косяку тем труднее, чем больше в нем рыб и чем сильнее у них стадный инстинкт. Рыба, которая по какой–то причине поплыла в определенном направлении, вскоре волей–неволей выплывает из косяка и попадает при этом под влияние всех стимулов, побуждающих ее вернуться. Чем больше рыб выплывает в одном и том же направлении, какие бы внешние стимулы ни побуждали каждую из них, тем скорее они увлекут весь косяк; чем больше косяк, а вместе с тем и его обратное влияние, тем меньшее расстояние проплывают его предприимчивые представители, прежде чем повернут обратно, словно притянутые магнитом. Поэтому большая стая мелких и плотно сбившихся рыбок являет жалкий образец нерешительности. То и дело, предприимчивые рыбки образуют маленькие группы, которые вытягиваются из стаи, как ложноножка у амебы. Чем длиннее становятся эти псевдоподии, тем они делаются тоньше, и тем сильнее, очевидно, становится напряжение вдоль них; как правило, этот поиск заканчивается стремительным бегством в глубь стаи. Когда видишь это, поневоле начинаешь нервничать, сомневаться в демократии и находить достоинства в политике правых.

Что такие сомнения мало оправданны — доказывает простой, но очень важный для социологии опыт, который провел однажды на речных гольянах Эрих фон Хольст. Он удалил одной–единственной рыбе этого вида передний мозг, отвечающий — по крайней мере, у этих рыб — за все реакции стайного объединения. Гольян без переднего мозга выглядит, ест и плавает, как нормальный; единственный отличающий его поведенческий признак состоит в том, что ему безразлично, если никто из товарищей не следует за ним, когда он выплывает из стаи. Таким образом, у него отсутствует нерешительная «оглядка» нормальной рыбы, которая, даже если очень интенсивно плывет в каком–либо направлении, уже с самых первых движений обращает внимание на товарищей по стае: плывут ли за ней и сколько их, плывущих следом. Гольяну без переднего мозга это было совершенно безразлично; если он видел корм или по какой–то другой причине хотел куда–то, он решительно плыл туда и, представьте себе, вся стая плыла следом. Искалеченное животное как раз из–за своего дефекта стало несомненным лидером»

Если кто–то из читателей еще не разглядел в рыбьей стае израильское общество, то я подскажу ему: гольян с препарированными мозгами, который решительно плывет за кормом — это наш глава правительства Ариель Шарон.

Искалеченное животное как раз из–за своего дефекта стало несомненным лидером!

Версия для печати