Гражданин Ф.

Мораль общества измеряется его отношением к нестандартным явлениям, к так называемым бунтовщикам. Пример Ноама Федермана является в данном случае весьма показательным. Кафка в романе «Суд» назвал своего героя гражданин «К.», а мы назовем нашего — гражданин «Ф»...

Ф. нельзя назвать невинным младенцем. В отдаленном прошлом он уже попадал в тюрьму за нападения на арабов. Но не это вызвало злость власть предержащих: Ф. обнаглел. Засудить его было невозможно. Против него были открыты десятки уголовных дел, но, по большей части, обвинения, выдвинутые против него, рассыпались на суде. Но он использовал их, чтобы поделиться своим опытом со всеми заинтересованными лицами. Он учил, как вести себя на допросах в ШАБАКе, каковы правила игры с этой системой. После того как он опубликовал брошюру, в которой подробно изложил, как надо вести себя на следствии, ШАБАК, по всей видимости, принял решение проучить его. На основании показаний одного из арестованных, ему было предъявлено обвинение, и он был арестован «до окончания следствия».

Позже суд заменил ему тюремное заключение на домашний арест на условиях, показавшихся спецслужбам слишком легкими. И тогда его начали преследовать по «букве закона».

Федерману постепенно разрешили выходить за покупками, встречать детей из школы. Кроме того, он учился в университете на юридическом факультете. Ему оставалось сдать последний экзамен. За два дня до экзамена ему вручили «особое постановление» за подписью командующего округом, гласившее, что ему запрещается выходить из дома в течение шести месяцев.

Возле его дома постоянно дежурил наряд полиции, и как только он вышел из дома, чтобы поехать на экзамен, его схватили, связали и в таком виде продержали в воронке в течение 7 часов, без еды. У полицейских уже было заготовлено обвинительное заключение в связи с «нарушением приказа командующего округом». Они немедленно препроводили его в суд и потребовали «продлить арест до окончания следствия». Суд отклонил их требование, и Ф. снова перевели под домашний арест. Но главное дело было сделано — экзамен был сорван.

Приказ командующего округом о домашнем аресте был продлен еще на полгода. Тогда гражданин Ф. обратился в БАГАЦ с просьбой отменить «приказ командующего», привязывающий его к дому. Но в Верховном суде разыгралась удивительная сцена. Представитель государства внезапно объявил, что заявление гражданина Ф. избыточно, так как приказ командующего округом о домашнем аресте, обсуждаемый в данный момент, заменен приказом об административном аресте за подписью министра обороны. В ту же минуту в зал заседаний вошли полицейские и прямо на глазах у судей заковали Ф. в кандалы и вывели его из зала.

Ф. тут же определили в тюрьму «Ашморет» в Бейт–Лиде, куда его препроводили без вещей и, не поставив в известность семью. Уже два месяца он сидит в одиночке, в камере размером 2х2, без окна, без разрешения поддерживать телефонную связь с семьей и без права на свидание. Просьбы о передаче ему одеяла, одежды и молитвенных принадлежностей были отклонены.

Ф. вновь обратился в БАГАЦ, с требованием облегчить условия его содержания. Когда его просьба была отвергнута, Ф. объявил голодовку, продолжающуюся уже свыше 40 дней. Ф. страдает почечнокаменной болезнью и иногда он мочится кровью. В тюремной столовой он обедать не может (она не кашерная, т.к. управляется арабскими заключенными. — Прим. авт.), и потому он вынужден пить воду из проржавевшего крана и чай из использованных пакетиков. Врач потребовал давать ему молоко, но ему разрешили передавать только литр молока в неделю!

Заключенный обратился с просьбой присутствовать на бат–мицве его дочери (у гражданина Ф. семеро детей). Просьба была удовлетворена после обращения в БАГАЦ, но быть на бар–мицве ему было позволено только два часа. Все это время он находился в доме, на глазах дочери и ее подруг, скованный кандалами по рукам и ногам. Ему расковали одну руку, чтобы он смог обнять своих детей, а вторая рукой он был прикован к полицейскому. Таким образом он ходил и в туалет.

В комнате было полно шабаковцев, полицейских и ЯСАМовцев. Жена просила дать ему сок, но ей не позволили. За время голодовки Ф. похудел на 20 кг, и он не может ходить самостоятельно, без опоры.

Все два месяца, пока длится следствие, он содержится в одиночной камере размером 2х1, со стенами, выкрашенными в черный цвет, лампа горит 24 часа в сутки, матрас брошен на пол, вместо туалета — дыра в полу, по всей камере снуют жуки. Кроме того, в тюрьме «Ашморет» водятся громадные крысы. В соседних камерах сидят арабские террористы. Им разрешено все — телевизор в камере, свидания с родными и продуктовые передачи.

Даже если гражданин Ф. прервет голодовку, он все равно не сможет питаться в тюремной столовой, так как он соблюдается кашрут, а трапезы с печатью БАДАЦ, как принято в таких случаях в израильских тюрьмах, ему передавать не разрешают.

Мне стыдно за ШАБАК, прокуратуру, полицию, управление тюрем и нашу судебную систему за создание станции «полуночный экспресс» в моей стране.

Мне стыдно за юридическое сообщество, академическую элиту и прочие башни из слоновой кости моей страны за их молчание, которое покрывает всех нас позором и унижением за все то, что власти вытворяют с гражданином Ф.

Я стыжусь нашей прессы, нашей общественности, я стыжусь самого себя. И я спрашивают министра обороны: «А Вам не стыдно?»  

В интервью корреспонденту «Седьмого канала» адвокат Эльяким Хаэцни сказал, что первым признаком правового государства является его способность к самоконтролю, ибо государственному аппарату ничего не стоит раздавить простого гражданина. Но тем и отличается правовое государство, что оно не позволяет своему репрессивному аппарату обрушиться на рядового человека, даже если он своим поведением раздражает власть предержащих.

На вопрос нашего корреспондента, можно ли ожидать, что за Ноама Федермана вступятся правые партии, Эльяким Хаэцни ответил, что было бы ошибочным причислять к правым партиям «Ликуд», но и в отношении таких правых партий как «Ихуд Леуми» и МАФДАЛ или Совета поселений он не питает больших надежд.

Сейчас речь идет о спасении жизни человека, которого власти упрятали в тюрьму без суда и следствия. Видимо, они опасаются открытого процесса и боятся, чтобы Федерман заговорил. Гораздо проще сгноить человека в тюрьме, возложив вину на него самого — ведь голодовку он объявил добровольно.

В этой связи вспоминается судьба рава Узи Мешулама, выступившего с разоблачениями преступлений, творимых властями в отношении йеменских детей, которых обманом отбирали у родителей и отдавали на усыновление в другие семьи, а родителям сообщали, что их ребенок умер. Узи Мешулама бросили за решетку, и из тюрьмы он вышел совершенно больным человеком, буквально ходячим трупом. С тех пор никто не поднимал вопрос о судьбе йеменских детей.

Административный арест Ноама Федермана совпал по времени с письмом четырех бывших шефов ШАБАКа, заявивших, что без эвакуации поселений и территориальных отступлений Израиль обречен. Один из бывших директоров (а по нашему прежнему опыту мы знаем, что бывших высших офицеров спецслужб не бывает), предложил для предотвращения возможного сопротивления со стороны людей, которых будут изгонять из их домов уже не в средневековой Европе, а в родном еврейском государстве, провести превентивные аресты лидеров и активистов правых движений.

Узникам Сиона в застенках КГБ было легче, так как весь мир выступал в их защиту. Узникам Сиона в Сионе намного труднее — их защитить некому.

От редактора «Седьмого канала»:

На наших глазах жестоко убивают человека не угодного властям. Я призываю всех наших братьев в стране и за рубежом, всех узников Сиона и просто честных людей поднять голос протеста против произвола израильских властей. Делайте это сейчас, пока еще не поздно!

 Версия для печати